Дорога Короля

Наконец забрезжил серый дождливый рассвет. Она быстро оделась, уложила вещи в мешок и, зная, что идти нужно все время вниз, спустилась по лестнице и довольно быстро обнаружила дверь, ведущую наружу. Это, видимо, была одна из задних дверей дворца, и Юная Луна оказалась в небольшом дворе, обнесенном каменной оградой, где был разбит огород и висело выстиранное белье. На дорожке сидел на корточках какой-то мужчина и чинил колесо у своей тачки.

— Эй, девушка! — окликнул он ее — словно лопатой по камням провел. — Помоги-ка мне! Приподними эту ось, а?

Юная Луна вздохнула. Ей хотелось поскорее уйти отсюда и начать путь, ибо движение — это уже какое-то действие. Ей противен был этот прекрасный дворец, потерявший свое сердце. Однако она все-таки подошла к мужчине, перешагнула через кучу вывалившегося из тачки ревеня и приподняла ось.

На что уж там эта тачка умудрилась наехать, неизвестно, но ось колеса расщепилась. И длинная тонкая щепка вонзилась Юной Луне в правую руку. Она громко вскрикнула и вытащила занозу, но кровь из раненой ладошки так и закапала на стебли ревеня.

Юная Луна, немного испугавшись, внимательно посмотрела на мужчину, возившегося с колесом.

Это оказался тот самый человек, что вместе с женой разгружал вчера повозку с сеном. Седой, с серо-зелеными глазами цвета листьев шалфея. У него было грубовато-мрачное крестьянское лицо, такое же красное, как у женщины, которая…

Значит, женщина, что помогала ей мыться, та самая! Именно ей и ее мужу она вчера помогала разгружать сено! Как это она сразу не заметила? Теперь ей вдруг вспомнились и зеленые глаза краснолицей приветливой женщины, и даже клочок сена, застрявший в ее буйной кудрявой шевелюре… Луна резко выпрямилась и хотела уйти, но старик схватил ее за руку.

— Ревень, как известно, очищает. А еще он означает «добрый совет». Поверни-ка назад, милая. Тебе еще кое-что во дворце нужно сделать.

И он указал красным огрубелым пальцем на верхний этаж ближайшей к ним башни. Потом встал, отряхнул штаны, быстро покатил тачку по дорожке и исчез.

Только сейчас Юная Луна почувствовала, что способна наконец что-то сказать. До сих пор она и рта открыть не могла. И все еще чувствовала прикосновение его теплой мозолистой руки. Опустив глаза, она увидела, что на ладони, которую он только что сжимал, лежат стебелек иссопа, веточка ракитника и спиралевидный побег вьюнка.

Она вернулась во дворец и поднималась вверх по витой лесенке, пока не кончились ступеньки. Потом сердито огляделась, не понимая, где же эта проклятая башня? Но, выглянув в окно, поняла, что уже находится в башне. Должно быть, мне нужна вон та дверь, почему-то решила она и попробовала войти. Но дверь не открывалась.

«Лучше бы он оставил свой “букет” при себе и дал мне ключ! — сердито думала Юная Луна. И вдруг догадалась: — Так ведь он и дал!»

Она вытащила побег вьюнка, вставила его в замочную скважину и быстро пробормотала:

— Повернись туда-сюда, дверь откроешь ты всегда. День начнется и умрет. То, что запер ключ железный, травяной ключ отопрет!

Послышался металлический скрежет, и замок открылся.

Это, безусловно, была комната молодого человека, только все здесь застыло, точно угодив в безвременье. Стеганый кожаный колет, брошенный на кресло; разноцветные корешки книг в шкафу, выстроившихся пестрыми рядами; деревянная флейта и пара кожаных перчаток на крышке кедрового сундучка, украшенного инкрустацией; незастланная постель с отброшенным в сторону покрывалом…

Мало того. Все в этой комнате не просто застыло. Каждая вещь здесь обвиняла кого-то в жестокости и предательстве. Юная Луна физически ощущала то, что здесь произошло и продолжало происходить, потому что все вещи в комнате остались в неприкосновенности. Росшие в горшках дурман, белена и папоротник выцвели и скукожились в этом каменном мешке, но она узнала их запах, почувствовала их порабощенную мощь, поняла, какую огромную работу им пришлось проделать, и тот великий стыд, который они испытывали, таясь от белого света.

Повсюду — на перемычке двери, на подоконниках, в складках полога — был прах увядших и сокрушенных листьев и цветов. Пальцы Юной Луны сжали стебельки трав, которые тот мужчина положил ей в ладонь; гнев, волной затопивший ее душу, вырвался наконец наружу.

Веточкой ракитника и иссопом она смахнула травяную пыль с дверной перемычки, с подоконников, с полога.

— Веселый иль печальный, последний иль начальный, — нараспев приговаривала она, размахивая своим «оружием» и гневно выплевывая каждое слово, — беги! Как дикий зверь спасайся! Или будь проклят и останься!

— Что это ты делаешь? — раздался голос у двери, и Юная Луна, защищаясь, вскинула свой «букет» точно кинжал.

На пороге стоял король. Камзол сидел на нем криво, волосы не причесаны, лицо бледное, точно у покойника, а глаза безумно расширены, как у приговоренного к смерти, который видит перед собой виселицу и знает, что петля предназначена для него.

— Это сделал ты! — выдохнула Юная Луна, а потом громко и отчетливо сказала: — Ты своими собственными руками отдал сына Повелителю камней!