Дорога которой не будет конца

Когда-нибудь люди перестанут поедать друг дружку и наполнять смысл жизни этим безнравственным каннибализмом, вероятней, что это будут вполне травоядные времена и зеленая планета, быть может, станет таковой.

В черной, сырой, бездонной яме полной серых мышей, я доедаю филе ангела. Все будет съедено в свой срок, останется пустота и скупые следы в углу от моего пребывания. Мир будет поглощен и переварен, не это ли величайший мой след?

Зрите, это альфа мышь, превратившая вселенную в комфортную головку сыра для своего многоголового выводка, дошедшего до границ и уже высунувшего нос. Пусть господь убоится нашей вездесущей серости, и многочисленности, мы одолжили крылья свободы у саранчи.

Нас ведет голос повелителя мух, мы вершим величайшее пиршество тли. Мы дипломированные особи обеих полов, готовые к трапезе не особо брезгливые, мы перспективные людоеды, входящие в зарю этого дня, наши шаги тверды, как и намерения.

      Курский вокзал, возвращение в Богемию и прочее…

Если вы пассажир СВ вагона, эта история не для ваших ушей. Кушайте коньяк, как подобает без меры, а после засыпайте, вас разбудят именно там, где заказывали.

Сам факт, что ты наследный кронпринц Богемский, едущий с поприщ схоластичных в родную обитель, которая, увы, настолько мала, что собственно так и пишется, не заботит, тем паче не страшит ни одного мента во вселенной чертогов вокзала.

Самое располагающее к общению лицо в мире, вещает медовым голосом – Предъявите ваши документы. Бледность поговаривают, присуща аристократам, и вы бледны не обнаружив в карманах документов, и тут – Миль пардон, глубокоуважаемый служитель закона, мой чертов лакей где-то заплутал средь лабиринтов тех, что зовутся метрополитеном.

Что ж – отвечает этот вершитель судеб в погонах сержанта. Тогда пройдемте сударь с нами, в нашу скромную обитель зовущуюся участком. Изучим так сказать поближе ваше генеалогическое древо, дабы знать наверняка, кому мы собственно жмем руку. Таков наш службы долг, уж извините вы покорнейше нас.

Извольте, закон для всех един – ответствую его словам, преглупый я дурак. Ну, выпил я чуток, но не в шторме ж брел утлым челном, и повели меня, как подобает персонам ранга моего, под белы рученьки.

Весь тот не долгий путь к казематам я все глазел, как вообще народ живет, какими он помыслами-то движем, и скажу вам честно, мне сие паломничество, туда обратно, не по уму осилить. Люди едут, жизнь идет, тебя ведут.

Достигши тех пределов в недрах громадины вокзала, где располагалась их скромная обитель, я понял, что многие из людей ссут, там, где пьют, и хлором сей миазм считают приправлять, дабы подчеркнуть общественность и проходимость места самого. Здесь руки вам не подадут, тут действуют правила иные.

Чего еблище корчишь хуев принц? Пардон, куда девалась вся медовость слов? Слышь, Степан, прими на шкуры этого урода – дав пинка под зад, сержант ту же испарился, оставив меня в смятении при множестве вопросов.

Дверь отворилась, там был длинный коридор и казенный запах. Припомнились мне в час тот слова отца моего, что мир за пределами дворца совсем не добр, и камень каждый носит там за спиной, точит нож, дабы применить при удобном случае. Грабеж, насилие, разбой, вот три кита, на коих покоится плоская земля.

Капитан прокуратор, простите вы уж мне этот сарказм, монументальная фигура, грозный образ, осмотрев меня, раздумьями не был томим, а вот ваш покорный слуга находился в полном неведении. Учитывая пинок, и эти всевидящие рентгеновские глаза, смотрящие сквозь тебя. Возникал страх, все усугублялось в спутанных мыслях, и теряло ясность во мраке предстоящего.

Любезный я понимаю, вы здесь главенствуете. Я прав? Поймите всю нелепость данной ситуации, мой нерасторопный слуга из ближневосточных республик, имел неосторожность затеряться с документами в толпе. Повторюсь, поймите малый человек, а тут метро, час пик и прочее, а он вишь ростом мал и видно затерялся смятый толпою тел домой спешащих.

Капитан прокуратор маслянисто улыбнулся, тем самым давая понять всю безнадежность мною упомянутых обстоятельств. История банальна и для вокзальных драм, трагедий не нова, на Оскара не тянет.

Значит кронпринц? Я подумал, что лицо мое начнут тут же бить, аки дежурную морду. Ну, ну принц колхозно-сельский – он продолжал улыбаться. Сейчас проверим по каталогу личностей тебя, а ты будь добр подожди в комнатенке для принцев и прочей богемной шелупони. Он поднял водянистые глаза свои. Садист и живодер, подумал я, лучше помолчу, а мой экспресс и слуга где вы?

Обезьянник мог бы быть вольером в зоопарке, если бы там не сидели люди. Пьяные и обиженные, категории далекие от универсума, но достойные человеческого сочувствия, протягивают руки сквозь решетки, тут я понимаю всю глубину слова, вернее определения обезьянник.

Один кричит. Добрый отрок нужду позволь мне справить, я же свой! Ответствует тот прыщавый гедонист. Иди ты в жопу геморрой плешивый. Будешь голосить тут и рожей угодишь в парашу, там время самое почистить.