Дорога, которой нет

– Не, мне приятнее думать, что у меня будет папа-ухогорлонос. Почти как в сказке.

– Ну дай бог… А я помню, как она на суде нас голубцами кормила. Я думал, она меня убьет, что я вовлек ее доченьку в международный скандал и разрушил всю ее семью, а она кормила. Знаешь, Кир…

Тимур хотел сказать, что, может быть, остался жив и не сошел с ума только благодаря этим голубцам. Лели не стало, отец отрекся, и в те тяжелые дни он действительно чувствовал себя предателем и не очень хотел жить никому не нужным.

– Что, Тимур?

– Да нет, ничего… Передашь маме от меня привет?

– Конечно. А ты сам как? Поешь, пишешь?

Тимур покачал головой:

– Так, для себя только.

– А не хочешь послать куда-нибудь, например в «Огонек»? Они там сейчас любят пострадавших от советской власти.

– Ну так-то мы с тобой не от власти пострадали.

– Да? А от чего?

– От тупости и подлости.

– Ладно, не буду спорить, – отмахнулась Кира, – главное, что сейчас твоя биография может на тебя очень здорово сработать. Лови момент.

Тимур покачал головой:

– Я бы с удовольствием, но нечем пока порадовать человечество. Даже странно, был молодой, неопытный, так оно рекой лилось, рука к перу, перо к бумаге. А сейчас, как говорится, жизнь прохавал, столько всего повидал, садись да записывай, а не идет.

– Значит, ты переходишь на новый этап своего творчества, – сказала Кира со знанием дела.

– Да?

– Конечно. Ты окукливаешься.

Тимур засмеялся.

– Окукливаешься-окукливаешься, Тим. Просто подожди немного, и станешь бабочкой.

– Приятная перспектива, только у меня на работе столько писанины, что сам вид ручки и бумажки навевает глубокую тоску.

– Хочешь, я тебе пишущую машинку подарю?

– Спасибо, но это неудобно.

– Не знаю, как тебе, а у нас место на антресолях освободится, очень удобно. Серьезно, Тим, валяется без дела бандура, кстати, старинная, черная такая, с круглыми кнопочками. Будешь тюкать, как Хемингуэй.

– Ах, Кира, не машинка делает Хемингуэя.

– А свитер и борода, – фыркнула она, – это всем известно. И тем не менее правильно оборудованное рабочее место – залог успеха.

Кира прищурилась и, приложив ладонь козырьком ко лбу, стала всматриваться в тень под пандусом.

– О, моих наконец отпустили, – она вскочила со скамейки, – побегу.

Тимур поднялся проводить ее, но Кира с неженской силой нажала на его плечо.

– Сиди-сиди, отдыхай. А за машинкой, серьезно, заходи. В любое время. Если меня вдруг не будет, мама тебе отдаст.

– А…

– У Гортензии Андреевны спроси, – засмеялась Кира, – побегу, а то неудобно.

Тимур смотрел ей вслед, как она легко бежит к машине, как резко, по-мальчишески вспрыгивает в кабину скорой. Почему-то стало досадно, что она не обернулась, не помахала ему на прощание.

Пришел водитель, довольный, сытый, с большим промасленным кульком, который вручил Тимуру с грозным указанием «чтобы ел тут».

Тимур покорно глотал горячее тесто, выгнувшись, как кот, чтобы не заляпать сахарной пудрой и маслом любимый халат, который точно можно было не стирать еще пару смен.

– В следующий раз лучше в Военно-медицинскую академию поедем, – сказал водитель, – там в одной забегаловке сосиски в тесте просто чумовые.

– А на Поклонной горе вообще шаром кати. Ни одной кафешки. – Тимур выбросил пакет из-под пышек в урну возле скамейки и за неимением лучшего вытер руки о молодую травку на газоне, – и в принципе район депрессивный, у меня там сразу настроение портится.

В машине Тимур улегся на носилки, подложив под голову скатанное одеяло, и задумался о Кире. Когда-то, в прежние, до-Лелины, времена эта девушка очень нравилась ему. Он знал, что она дочка какого-то небожителя, чью должность даже неудобно вслух произнести, но Кира держалась так просто, что Тимур быстро забыл об этом немаловажном обстоятельстве. Ему было приятно и посмотреть на девушку, и поговорить, а самое главное, она была не сумасшедшая в последней стадии метафизической интоксикации, коими полнилась тусовка, а простая веселая девчонка, которой интересно жить. Как и он был простой веселый парень и, глядя на Киру, думал, что у них может получиться что-то веселое и радостное. Однажды, когда они были у Славика Кунгурова, все сошлось очень удачно. Светлые апрельские сумерки, сухое вино, диван… Кира, пахнущая фиалками… На миг ему тогда показалось, что между ними все понятно и выяснено, он без лишних слов привлек девушку к себе, обнял, чувствуя ладонями трогательный девичий позвоночник, осторожно поцеловал в губы. Кира ответила ему просто, доверчиво и неумело, обняла порывисто, и это заставило его остановиться. Тимур понял, что у нее, наверное, ни с кем еще ничего не было, многих вещей она просто не знает, и он не захотел, чтобы о том, как мир грязен и жесток, она узнала именно от него.

К счастью, вернулись ребята, ходившие за добавкой в винный магазин, и Тимур быстро затерялся в оживившейся пьянке, но надолго сохранил в памяти этот приятный, но почему-то немного щемящий момент.

Потом появилась Леля, и все остальное забылось, точнее, перестало иметь значение.