Дорога, которой нет

– Правда. Кагэбэшники втянули нас в какие-то свои мутные игры…

– Будешь смеяться, но нет, – внезапно перебила Кира.

– В смысле? – не понял Тимур.

– В смысле, это не они. Недавно Славик Кунгуров заходил ко мне на работу и между делом признался, что кагэбэшники были не в курсе дела. Наоборот, они его чуть не расстреляли за то, что он прошляпил такой важный момент с нашей стороны.

– Так с нашей стороны не было никакого момента.

– Не было. Но они об этом не знали.

Тимур бросил весла. Нет, наверное, Кира просто не так поняла, или Кунгур специально ей наврал, чтобы в очередной раз втереться в доверие. Он скользкий тип, с него станется. Да, вернее всего так, потому что иначе даже думать не хочется. Тимур давно уже свыкся с мыслью, что его случайно затянуло в мясорубку какой-то оперативной комбинации, проворачиваемой, очень может быть, что и на благо родины, но теперь все закончилось, и можно спокойно жить дальше. Но если на самом деле все было иначе, то ради чего он отдал пять лет жизни и не проводил в последний путь жену и нерожденного ребенка?

Но только кому, если не КГБ, понадобилось городить такой огород и у кого были для этого возможности?

– Кира, это бред, – сказал он, снова взявшись за весла, – и вообще, Кунгуру верить – себя обмануть. Что-то он мутит вокруг тебя, будь внимательна и осторожна.

Она улыбнулась, рассыпала волосы по плечам и снова скрутила их в небрежный узел на затылке.

Тимур аккуратно положил весла вдоль бортов, чтобы не выпали из уключин и не утонули, осторожно встал и перешагнул через узкую скамеечку. Лодка пошатнулась, Кира вцепилась руками в борта.

Он сел напротив нее, заглянул в глаза, но Кира щурилась от солнца, и ничего нельзя было понять. Да и не надо было. Тимур тоже взялся за борта для устойчивости и потянулся к ее губам. Кира ответила так же доверчиво, как в прошлый раз.

Компания подростков проплыла совсем близко, от поднятой ими волны лодка закачалась, и Кира отпрянула.

Пока они целовались, лодка повернулась, теперь солнце било Тимуру в глаза.

– Обнимемся на берегу, – сказал он.

* * *

В хлопотах и заботах каждый день казался длинным, но время шло своим чередом, Ирина оглянуться не успела, как наступило лето. Начались каникулы, Егор переселился на дачу, а мама вернулась в город. Без нее стало немного сложнее, потому что Женя стал гораздо меньше спать и больше общаться, и Володя тоже не сидел на месте. Уследить за двумя энергичными детьми было непросто, на хозяйственные дела оставалось совсем мало времени, и, если бы не помощь Тимура, Ирина, наверное, не выдержала бы и попросилась в город. Но молодой человек исправно носил воду, топил печку и даже готовил взрослый обед в те редкие дни, что проводил дома. Ирина нарадоваться не могла такому приятному и работящему квартиранту, но в последнее время начала с тревогой замечать, что Тимур все чаще отсутствует на боевом посту, и, судя по воодушевленной физиономии, отсутствие это связано не с работой, а кое с чем совсем иным. Теперь Ирина, еще три месяца назад не желавшая видеть Тимура на своей даче, с ужасом думала, что он со дня на день съедет к своей пассии, и она останется одна с тремя детьми. Ладно, не одна, скоро Гортензия Андреевна пойдет в отпуск, но не погонишь же старушку за водой. Придется снова тоскливо смотреть в пустой бак и понимать, что чуда не будет, сам собой он не наполнится, брать ведра и топать на колонку. И огород Натальи Борисовны кто будет поливать, если Тимур уедет? Вроде бы у нее обязательство только на парник, о поливе была договоренность сугубо между соседкой и Тимуром, Ирина тут ни при чем, но только что скажет бедная женщина, когда, вернувшись из Крыма, обнаружит у себя на участке маленький филиал пустыни Сахары? Тут, наверное, одной «Ирочка, я сейчас умру» не обойдется. Нет, пусть Тимур будет счастлив в любви, но только осенью. Пока без его помощи не обойтись.

Ирина не любила календари и в обычной жизни не пользовалась ими, но сейчас взяла листок из Володиного альбома, разграфила его, поставила даты и прикнопила к входной двери, а рядом на полочке положила карандашик. Каждое утро она ставила крестик вверху клеточки, когда открывала соседкин парник, и каждый вечер внизу клеточки, когда закрывала. Это было явно избыточное действие, но Ирине не хотелось среди ночи просыпаться в холодном поту с мыслью «а закрыла ли я?», напряженно вспоминать и в итоге топать на участок Натальи Борисовны с фонариком. А так табличку посмотрела и дальше спать.

Зная преданность соседки своему патрону, Ирина полагала, что Степан Андреевич тоже закатился в Крым на санаторное лечение или в Дом творчества, но его машина иногда деликатно проползала мимо их ворот, шелестя шинами по гравию, а однажды великий писатель соизволил остановиться, когда Ирина шла с коляской за молоком, радостно поприветствовать ее и сообщить, что у нее очаровательные дети. Вид у Никитина был грустный, наверное, скучал по любимому редактору или просто растерялся, не зная, что писать теперь, когда коммунизм больше никого не интересует.