Дорога, которой нет

– От агентов, Ира. Предположим, он резидент. В таком случае завербованные товарищи носят ему информацию в клювике, а Никитин оформляет ее в виде художественного произведения. Поскольку он лауреат Государственной премии, название которой мы не будем произносить вслух, то его книги сразу поступают в книжные магазины за рубежом, а там их может купить кто хочет. Безукоризненный канал связи, вообще говоря. Это Честертон, кажется, писал, что лучше всего вещь спрятать на самом виду?

Ирина засмеялась. Международный шпионаж – это такая штука, о которой ты знаешь, что она существует, но все же не ждешь, что столкнешься с ней лично. Тем более что однажды им с Гортензией Андреевной пришлось соприкоснуться, а дважды снаряд в одну воронку не падает.

– Кстати, Ирочка, если предположить, что Никитин – шпион, то становится понятнее, зачем он вцепился в бедного Тимура. Выпускал чернильное облако, как каракатица. Сливался с местностью, как хамелеон.

Ирина улыбнулась, подумав, что не зря любимой передачей старушки является «В мире животных».

– Гортензия Андреевна, это слишком вычурно. Насколько я знаю из фильмов, главная задача шпиона – не привлекать к себе лишнего внимания. А Никитин постоянно на виду, везде сует свой нос. Главное, он не автор средней руки, сидит тихонечко в углу, скрипит пером, нет, он фигура, величина! Член КПСС с войны, между прочим, фронтовик. Как вы думаете, дали бы у нас Государственную премию какому-нибудь мутному типу? Да его под микроскопом проверили!

– Сначала одни проверили, а потом другие завербовали, – упрямо возразила старушка.

Шкурка на сардельках начала угрожающе надуваться, Ирина быстро сняла кастрюльку с огня, слила воду и вернула на выключенную плитку, чтобы образовалась легкая румяная корочка.

– Ну хорошо, допустим, – сказала Ирина, бдительно следя, чтобы сардельки не пригорели, – но цензура тридцать лет куда смотрела? Неужели никому не бросилось в глаза, что Никитин сливает военные тайны почем зря?

– А я была готова к этому вопросу! – азартно воскликнула старушка. – Во-первых, цензура художественной литературы заточена на идеологической составляющей текста, а всякие мелочи вроде координат стратегических объектов пропускает мимо глаз. Человек так устроен, что ему трудно решать две задачи одновременно. Потом, Ирочка, это тексты не абы кого, а самого Никитина, автора в высшей степени благонадежного, зачем напрягаться, когда и так ясно, что он ничего крамольного не напишет даже под гипнозом. Знаете, как говорят, сначала ты работаешь на авторитет, потом он на тебя, вот тут авторитет Никитина каждый раз и срабатывал. Потом, сильно сомневаюсь, что цензор собирал грибы в деревне Пальцево с картой в руках, так же, как и я, а без этого жизненного опыта нельзя понять, что дорога секретная и великий корифей погнал какую-то подозрительную строку. Ну и главное, что, даже будучи пойман за руку, Никитин ничем не рисковал. Да, описал красоты Камчатки и героический труд защитников наших тихоокеанских рубежей в точности, как мне показали. Что? Секретная информация? Так зачем вы ею со мной делились, коли она секретная? Про железную дорогу нельзя было писать? Ой, что вы говорите… Ну если бы я это знал, то, конечно, не стал бы, но не было там никакого знака с перечеркнутой чернильницей в кружочке. Вот не было, и все!

– Так ведь и правда не было, – засмеялась Ирина и открыла холодильник.

Кетчуп из узкой болгарской бутылки вытряхнули до последней капли Кирилл с Тимуром, когда пили пиво, но оставалось еще полбанки вкуснейшей горчицы и зеленый горошек «Глобус», который можно было открыть и съесть, о кощунство, не на Новый год и не на день рождения, а прямо сейчас. Ужин обещал быть царским.

– Вероятно, вы правы, Ирочка, в своем скептицизме, – вздохнула Гортензия Андреевна, – представьте, от своей великолепной догадки, что Никитин шпион, я всю ночь не спала и днем буквально места себе не находила, а сейчас приехала, поговорила с вами, вдохнула божественный сарделечный аромат, и самой кажется, что это глупость, параноидальные фантазии престарелой сталинистки.

– Нет, Гортензия Андреевна, в ваших умозаключениях присутствует стройная логика, чем ни один параноик похвастаться не может. Может статься, ваша догадка абсолютно верна, только мы не в состоянии ни подтвердить ее, ни опровергнуть.

– Увы… Собственных ресурсов для расследования у нас нет, а идти с нашими весьма шаткими предположениями в соответствующие органы… – Гортензия Андреевна поджала губы. – Будем честны, в разы больше шансов, что мы испортим жизнь относительно честному человеку, чем то, что поймаем шпиона.

«А самое вероятное, что сами загремим в сумасшедший дом или на нары, – мысленно докончила Ирина, – хотя сейчас времена изменились, но не в том смысле, что все стали равны перед законом, а в том, что всем на все стало наплевать».

* * *