Дорога-Мандала

— Это сделали японские солдаты, — сказала Сая.

— Но зачем? — хрипло пробормотал Рэнтаро.

— После того как ты вернулся в Японию, Кё схватили полицейские. — Сая начала рассказывать, пристально глядя ему в лицо.

Рэнтаро уехал из Кота-Бару за два года до окончания войны. Когда одна за другой стали приходить военные сводки о том, что японские войска отступили с острова Гуадалканал, что японские солдаты гибли смертью храбрых, защищая остров Атту, что союзнические войска высадились в Новой Гвинее, Рэнтаро сказал, что едет посоветоваться, как быть дальше, с родственником, державшим аптеку в Сингапуре, и уехал. Оттуда он немедля отправился в Японию. Неожиданно от него пришло коротенькое письмо на малайском — он писал, что ненадолго уезжает в Японию и вернётся, когда утихнут военные действия. Больше от него не было никаких вестей.

Настали страшные времена. Сначала по доносу о причастности к антияпонской деятельности полиция забрала хозяина-китайца, в доме которого они жили. После того как японские войска оккупировали Кота-Бару, жившие в городе китайцы оказались в ужасном положении. Полиция без разбора хватала заподозренных в антияпонской деятельности и участии в японокитайской войне, и люди больше не возвращались. Ходили слухи, что сразу после оккупации Сингапура японскими войсками по подозрению в причастности к антияпонской деятельности были убиты десятки тысяч китайцев. Их согнали на побережье, заставили самих вырыть себе могилу, а затем закололи штыками в спину. Говорили, на побережье были свалены горы трупов, их смыло волнами. Жена хозяина-китайца рыдала в голос, соседи были в страхе.

Через несколько дней в дом Саи неожиданно ворвались полицейские с японскими мечами. Они разорвали одежду, переломали мебель, перебили посуду и увели Сая в полицейское управление. Там её стали пытать. Её обвиняли в том, что она в сообщничестве с домовладельцем вошла в доверие к Рэнтаро и выпытывала японские секреты. Полицейский избил Саю и, раздев её догола, затушил сигарету в поросшем волосами паху. Побои кулаками и пинки ногами — это было бы ещё ничего. Руки скручивали, едва не ломая, заставляли пить воду, пока не раздувался живот, били ногами. Из носа, ушей, глаз, рта лилась вода. Приставив к горлу клинок, ей говорили — сознавайся! В чём сознаваться, Сая не знала. Полицейский продолжал: «Ты ведь слышала разговоры в этом доме! А потом передавала их домовладельцу!» Сколько её ни пытали, Сае нечего было сказать. Мужчины всегда разговаривали в доме. Сая, которую во время секретных разговоров отправляли на улицу, ничего не могла услышать. Но хоть она и говорила об этом, ей отвечали: «Неужели ты думаешь, такая отговорка сойдёт тебе с рук? Нечего ухмыляться, идиотка, сейчас я снесу твою голову. Мы знаем, что ты передавала разговоры, услышанные в этом доме. Идиотка! Упрямая тварь, если не скажешь, тебе будет ещё больнее, идиотка!», «Идиотка!» — снова и снова орали полицейские, оскалив жёлтые зубы. Они всячески поносили и мучили её, но сколько бы ни пытали, ей не в чем было сознаваться.

Сая без сил лежала на холодном полу. До неё донеслись голоса полицейских.

— Она ведь была содержанкой японца. А что если отправить её прямиком в публичный дом? Кажется, ходят разговоры о поставках местных женщин. Это хорошо, женщина никогда не будет лишней. И даже аборигенки лучше, чем ничего.

Вокруг Саи раздался хохот.

То, что случилось потом, ещё глубже отпечаталось в душе и теле Саи. Большая часть рубцов на коже на самом деле осталась с тех времён. Но признаваться в этом унижении Сая не хотела. У женщин есть тайны, которых они не расскажут никому до самой смерти. Храня их, женщины взращивают в себе мужество. Поэтому Сая промолчала. Вместо этого она обрушилась на Рэнтаро с упрёками:

— Ты меня бросил. Не помог мне. Я ждала тебя до последнего. Но ты не помог мне!

Когда Сая высказывала упрёки, каждая клеточка её существа бурлила негодованием. Рэнтаро молча смотрел на её тело.

Ради этого мужчины она перенесла все эти тяготы. Из-за того, что он бросил её, она попала в полицию. С того момента Сая очутилась в аду. Её переполняла ненависть, всё тело горело от злости. Взгляд Саи скользнул по деревянной коробке, стоявшей в углу комнаты-каморки. Туда она аккуратно сложила вещи из дорожного саквояжа. В мешочке с лесными семенами был спрятан кинжал. Она увидела себя, ринувшуюся на Рэнтаро, сжимая подаренный братом клинок. Себя, перерезающую массивную шею Рэнтаро так же, как она перерезала горло женщине в Удзине в Управлении по оказанию помощи репатриированным. Хлынувшая красная кровь разлилась перед глазами.

— Я не знал… — прервал кровавую вспышку ярости голос Рэнтаро.

Опустившись на колени и повторив: «Я не знал», он прикоснулся к следам ожогов на теле Саи.

— Я виноват… Я беспокоился о тебе. — Голос Рэнтаро дрожал.