Читаем Дорога-Мандала полностью

Асацугу, захваченный водоворотом ненависти и желания к любовнице своего отца, открыл стенной шкаф в глубине коридора и достал веник. Сая, прижав веник к груди, пробормотала: «Спасибо». Сквозь обтягивающую одежду проступили очертания её полных грудей. Всем телом она почувствовала жгучий взгляд Асацугу и заволновалась.

— Я ничего тут не знаю, — пробормотала Сая и превратилась для Асацугу в обманутую отцом и скитающуюся на чужбине жертву. Среди ростков сочувствия Сая вбила клин улыбки:

— Ты такой добрый.

Асацугу, которого Сая и влекла, и отталкивала, возненавидел отца.

Пути Саи вели и к младшему брату Рэнтаро Томидзиро.

Бесшумной ядовитой змеёй Сая подобралась к Томидзиро — он сидел на садовой скамейке, курил сигарету и любовался красными и жёлтыми листьями на деревьях.

— Я хочу поговорить о Рэне, — присев на край скамейки, сказала Сая. Она полагала, что Томидзиро было бы интересно узнать, как старшему брату удалось заполучить в Малайе женщину. Поэтому Сая рассказала ему об этом. О том, как Рэнтаро был добр к ней в Кота-Бару, как они были счастливы вдвоём. В роскошном доме с садом они ели всевозможные сладкие плоды, дом был украшен прекрасными цветами, соседи отзывались о них как о прекрасной паре. А о произволе японской армии, о гнетущей атмосфере в городе, о беспокойстве Рэнтаро — обо всём этом она умолчала. Теперь Томидзиро вместо сладких плодов и красивых цветов представлял себе Саю. Рэнтаро вкушал и любил плоть сидящей перед ним женщины. Чем больше Сая рассказывала о счастливых днях в Малайе, тем больше Томидзиро досадовал, что он был лишён этого. Пока он всю войну бился как рыба об лёд, старший брат наслаждался жизнью с сидевшей перед ним молодой чужеземкой. Почему брату это было позволено, а ему — нет?! Сердце Томидзиро склонилось к Сае. Мужская ревность отозвалась в ней волной удовольствия.

— Но с тех пор как я приехала в Японию, Рэн переменился. Охладел. Почему?

— Он вовсе не охладел, — нехотя ответил Томидзиро. — Просто, уважая жену, он не знает, как вести себя с тобой.

— Я тоже не знаю, как себя вести.

Жалобы Саи вызвали у Томидзиро сочувствие и ещё больше разожгли его ревность и гнев по отношению к брату.

Мало-помалу в доме установилась мрачная и унылая атмосфера. И у Асацугу, и у Томидзиро ревность к Рэнтаро незаметно сменилась нравственным осуждением. Временами они стали упрекать его, мол, это возмутительно — держать в доме любовницу. Разумеется, и женщины не преминули присоединиться к этим нападкам. Рэнтаро лишился покоя в собственном доме. Но и отправиться продавать лекарства, бросив всё, он тоже не мог. Он беспокоился, как бы в его отсутствие в доме чего-нибудь не случилось. Рэнтаро оказался в тупике, запутался в зарослях терновника.

Сая с удовольствием наблюдала за всем этим. Она радовалась, глядя, как мучается мужчина, доставивший ей столько страданий.

Рэнтаро не знал, что ей пришлось пережить в Кота-Бару. Сая скрывала это. Скрывала своё женское оружие, свой однолезвийный клинок. Она ждала случая, чтобы прибегнуть к нему. Ядовитым пауком цеплялась за свою паутину и ждала удобного случая.

В доме Нонэдзава дети жили отдельно от взрослых. И все они были лесными духами. В лучах вечернего осеннего солнца Исаму тоже играл вместе с детьми дома Нонэдзава.

Из слухового окна своей комнаты-каморки Сая любила смотреть, как Исаму играет с младшим сыном Рэнтаро Кикуо и с двумя детьми Томидзиро. Исаму, который был младше всех, оказавшись среди приятелей, запыхавшись, ворошил опавшие листья в саду, носился без устали, прыгал. К тому же он на удивление быстро осваивал японский язык.

Исаму стал для Саи её Японией. Чем больше сын привыкал к этой земле, тем надёжнее становилась Япония для неё самой. Из окна была видна крыша примыкавшего к дому туалета. Однажды, уже глубокой осенью, Сая заметила идущего по крытой галерее Рэнтаро, и её глаза мрачно блеснули. Утром его не было, наверное, он только что вернулся домой. Рэнтаро редко бывал дома после обеда. На сегодня работа, похоже, была закончена, и он отдыхал, облачившись в тёплое кимоно. Это был редкий шанс.

Выскользнув из каморки, Сая в углу галереи схватила Рэнтаро за рукав.

— Рэн, — прошептала Сая, — я хочу с тобой поговорить.

Рэнтаро беспокойно оглянулся вокруг. В этот час затишья перед ужином время в доме Нонэдзава остановилось. Женщины ушли за покупками или к соседям, и в доме остались только призраки. Поняв, что женщин нет, Рэнтаро спросил: «В чём дело?» Улыбаясь, Сая повела его в свою комнату-каморку.

Закрыв дверь в тесную комнату, где у входа стоял стенной шкаф для постельных принадлежностей, а с трёх сторон тянулись старые шкафы, Сая остановилась у двери, преграждая путь к отступлению, и, не давая Рэнтаро опомниться, быстро разделась. В сумрачном свете проступили контуры её упругого тела. Сая показала Рэнтаро отпечатавшиеся на смуглой коже сморщенные круглые отметины. Один пониже живота, на внутренней стороне бедра, другой — в паху, прямо над поросшим вьющимися волосами лобком. Следы ожогов от прижиганий сигаретами. Рэнтаро окаменел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra Nipponica

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза