Дорога моей земли

Я не помню детской колыбели.
Кажется:
я просто утром встал
и, накинув бурку из метели,
по большой дороге зашагал.

Как я мог пройти такие дали?

Увеличь стократно все пути!
Где я был?
В газетах не писали.
Где я шел?
По звездам не найти.

Только очень помнится,

что где-то
под Мадридом,
непогодь кляня,
у артиллерийского лафета
встал пушкарь, похожий на меня.

А потом на финском,

в штурмовые
ночи, под раскатами огня
(зимними глазами на Россию)
пал стрелок, похожий на меня.

И еще я помню, помню внятно:

над бессмертьем друга своего
с ротою салютовал трикратно
я,
лицом похожий на него.

Ангелы спасенья не витали

надо мною на Большой войне:
силы Родины меня питали —
талисман возмездья
был при мне.

Где сейчас я?

Не ищи на карте…
Только люди говорят, что я
в Греции,
в Чанду
и в Джокьякарте
в дьвола стреляю из ружья!

Если верить людям в их святую

проповедь,
то на любом ветру
до ста лет, наверно, проживу я,
коль своею смертью не умру.

1948 г.

Послание британскому капралу

Томми!
Капрал сухопутных войск!
Я слышал, мечтаете вы
Гайд-парком назвать
Сокольники —
березовый парк Москвы?

Чтоб слушать русские песни

наших русских девчат?

Простите, Томми,

в московском доме
они не для вас звучат!

И как бы вы ни мечтали

устроить себе уют,
напомним, что без прописки
в Москве у нас не живут.

И если вас все-таки гложет

по нашей песне тоска, —
мэд ин Инглянд такой, как вы,
видно издалека.

Вот я бы хотел вам напомнить

песню недавних дат,
песню, с которой в битву
шел советский солдат.

Мы ее пели четыре года

в бою под ротным свистком
не соловьиным клювом —
четырехгранным штыком.

Пели ее при любой погоде —

в своих и чужих лесах —
ртами семидюймовок,
моторами в небесах,

пушкой прямой наводки,

бомбами
с высоты,
танковой колесницей,
летящей
через мосты!

И знаем, за Эльбой где-то

гневный голос басил
наших победоносных
Вооруженных Сил.

В такую песню вместилось

бессмертных мильон легенд!
Видимо, с удивленьем
внимал ей ваш континент?

Слышите, Томми! Если

в Греции вы сейчас
с винтовкою Бирмингама
глядите в бинокль на нас, —
что ж, выжидайте известный срок…

Но я бы хотел, чтоб вы

письмо переслали своей невесте
с такой припиской Москвы:

«Я, гражданин Советской России,

в Саксонии побывал.
В скорбном доме жены фашиста
с ротою ночевал.

Я битый час разговаривал с нею,

спросите ее, вдову:
она, как и вы, о Москве мечтала,
муж ее
шел на Москву.

В степи под Можайском его могила:

черви по рукавам…»

Слышите, Томми!

Вдова фашиста
не завидует вам!

Сообщите об этом леди —

она вас поймет вполне…
Гут бай!
Пишите:
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ.
МОСКВА.
МНЕ.

Март 1948 г.