Дорога на Элинор

Мне стало беспокойно. Нет, беспокойно — не то слово. Страшно? Нет, и не страшно тоже. Я слишком хорошо знала мужа. Если он сказал, что его не станет, когда роман будет закончен, значит, так и случится. Но я также понимала, что он не наложит на себя руки. Это противоречило его жизненной философии. Такого не могло произойти — не может солнце однажды утром появиться вместо востока на западе, это исключено, вы меня понимаете?

Но роман был закончен. И что теперь?

К утру у меня поднялась температура — я чувствовала себя отвратительно, отменила все встречи, на развозку не поехала, самым большим моим желанием было улучить момент, добраться до компьютера, найти файл и прочитать… Не весь роман, а только последний абзац. Что написал Эдик, на чем поставил точку?

Он уехал на работу, я осталась одна.

Компьютер у Эдика всегда был включен, какие-то программы вечно что-то рассчитывали, я не стала разбираться в иконках, меня интересовал только файл с романом, и я задала поиск. Элинор. Левия. Ноэль. На жестком диске не оказалось файлов с такими названиями. Не было ничего.

Ничего. И жизни у Эдика не осталось тоже…

Глава пятнадцатая

Жанна Романовна держала обеими руками уже давно остывшую и наполовину пустую чашку с кофе. Терехов почему-то подумал, что теперь не женщина грелась от тепла, запасенного в напитке, а наоборот, хотела передать часть собственного тепла чему-нибудь, пусть хоть чашке или просто воздуху в комнате, потому что скрытая в этой женщине энергия требовала выхода.

— Вот видите, — убежденно сказал Терехов. — Вы сами во всем виноваты. Если бы вы жили с мужем, как все нормальные семьи, то лучше знали бы его, и в тот день… Что с вами?

Терехов успел подхватить женщину прежде, чем она повалилась на пол. Все получилось неожиданно, Терехов сначала и не понял, что именно в ответ на его слова Синицына размахнулась, запустила чашкой в стену, а потом потянулась к Терехову всем телом, и руки в его сторону протянула, будто хотела зажать ему рот, но энергия ее иссякла, и она покачнулась, стул начал падать в одну сторону, женщина — в другую…

Он сидел на полу в нелепой позе, держал на коленях голову этой женщины, глаза ее были закрыты — неужели она потеряла сознание только из-за того, что он нащупал слабое звено в ее обвинении?

Нужно было, наверно, дать ей воды, но для этого Терехов должен был встать, а как? Опустить эту женщину на пол? Перетащить на диван? Как глупо это будет выглядеть — придется волочить ее за руки, а может, поднять и понести, но Терехов чувствовал, что у него не хватит сил. Он наконец догадался прислонить эту женщину к ножке стола, поднялся на ноги и пошел в кухню, чтобы налить в стакан воды, но голос Жанны Романовны заставил его обернуться — она смотрела на него широко раскрытыми глазами и, похоже, сама не понимала, отчего вдруг, будто какая-то нимфетка, хлопнулась в обморок.

— Помогите мне встать, — сказала она и, не дожидаясь Терехова, поднялась самостоятельно, постояла, держась обеими руками за край стола, подняла упавший стул, но садиться не стала, прошла, пошатываясь, к дивану и опустилась на самый край, как гостья, зашедшая на минуту только для того, чтобы сообщить хозяину важную для него новость и сразу уйти, не дожидаясь приглашения остаться на чай.

— Извините, если я… — пробормотал Терехов.

— Это вы меня извините, — сухо сказала Синицына. — Я сейчас все вытру, дайте мне, пожалуйста, тряпку.

Терехов увидел расплывшееся по стене темное пятно — чашка, брошенная этой женщиной, разбилась, два больших осколка лежали у кухонной двери, а более мелкие разлетелись, видимо, по комнате.

— Потом, — сказал Терехов. — Потом я сам… Я… сильно вас обидел?

— А я — вас? — улыбнулась Жанна Романовна, улыбка ее была такой же неожиданной, как яркий метеор, пролетевший темной летней ночью и разорвавший небо на две половинки.

— Почему ваш муж хотел, чтобы я опубликовал его роман под моим именем? — спросил Терехов, подумав, что сейчас уже можно задать этот вопрос.

— С чего вы решили, что он этого хотел? — вскипела Синицына.