Дорога на Мачу-Пикчу

Я соображал. Я вообще очень неплохо соображаю, только вдруг отчетливо услышал, как мои зубы отстукивают морзянку. По телу волнами пробежала крупная дрожь, какой дрожат лошади, отгоняя кровососущих. Не желая слушать о чем говорит Кро, я уже все знал. Так, бывает, прозревают люди свое будущее, но намеренно продолжают жить в неведении. Их можно понять: определенность судьбы убивает надежды, а без них нет сил вынести эту жизнь, потому что нечем разукрасить человеческое одиночество. Мне вдруг начало мерещиться, что о чем-то подобном я смутно догадывался и раньше, от чего стало совсем худо и картинка перед глазами пошла рябью.

— Что, Глебаня, плохо тебе? — сочувственно поинтересовался крокодил. — Оно и понятно! Дрожишь, как осиновый лист. Ложись, присыплю теплым песочком…

Я послушно лег. Что-то во мне еще сопротивлялось, еще кричало, что так быть не может, но шестым чувством я знал, дядюшка Кро говорит правду. Сам он, энергично работая хвостом, соорудил надо мной нечто вроде могильного холмика, что было не только символично, но и очень своевременно. Обнявшее тело сухое тепло прогнало озноб, но мне не полегчало.

— Ты это зря, ты не думай, — говорил между тем добрейший дядюшка Кро, пытаясь подсластить мне пилюлю, — обычным киллером дядя твой не был, ему поручали лишь самые тонкие и деликатные дела. Обретаясь во все времена при власть предержащих, — продолжал он, заботливо подгребая мне под бок песок, — старик умудрился не только выжить, но и всех первых лиц страны пережить. Его ценили за уникальные возможности, но и сам он был достаточно мудр, чтобы держаться в тени и заслуг своих не выпячивать. Рассказывали мне, что как-то перед войной на него, как теперь говорят, наехали, но Бучер нашел способ дать об этом знать «хозяину». Шустрые ребята потом долго жалели, что сунули нос не в свое дело, а заодно уж и о том, что мать их родила. Ты знаешь… — аллигатор подвигал из стороны в сторону челюстями, — любить старика я никогда не любил, но убеждения, надо отдать должное, у него были! Слово это теперь вышло из употребления и приводится в словарях как анахронизм, но за приверженность принципам человека уважать можно…

Такое невольное отступление от темы заставило дядюшку Кро задуматься, нашлось о чем подумать и мне. Старик был человеком замкнутым, никогда и ничего о себе не рассказывал, но представить его в обрисованной крокодилом роли для меня было непросто. Впрочем, близость к вершителям судеб откладывает на людей отпечаток, выхолащивает из них что-то человеческое, и в этом смысле дядя вполне мог оказаться той фигурой, которой манипулировали. Только уж больно не хотелось мне в это верить.

— В отличии от семинариста Джугашвили, Солдатов был рабочей косточкой, из питерских, к тому же, русской национальности, — продолжил свой рассказ дядюшка Кро. — Начинал мальчишкой на заводе в кузнечном цехе, потом вступил в партию, принадлежал к непосредственному окружению Ленина. Наравне с Троцким и многими другими участвовал в революции, стал членом ЦК партии, вошел в Политбюро. Одно время возглавлял политическое управление Красной армии, но в оппозиции к Сталину никогда не состоял и с оппозиционерами не якшался. Где-то в середине двадцатых ушел с головой в хозяйственные проблемы, но всегда был на виду. Народ любил своего Пафнутича, его так многие звали, и рябой Иосиф это прекрасно понимал, как знал и то, что оклеветать такого человека или просто убить, как он расправился с Фрунзе, а позже с Кировым, без последствий для него самого не получится. Солдатов единственный стоял на пути Сталина к абсолютной власти и, оттеснив того на вторые роли, мог занять место Генерального секретаря партии. К чему все в общем-то и шло… — крокодил улегся рядом со мной и с удовольствием потянулся длинным телом. — А теперь представь, как стояли они, Иван Пафнутьевич и твой дядя, у кромки воды и курили! Молча. Прекрасно понимая, что должно произойти. Не могу сказать, о чем тогда думал Солдатов, но подозреваю, что о судьбе страны. Не мог он не предвидеть, как все обернется. В общем, Глебаня, одно слово — трагедия!

Дядюшка Кро тяжело вздохнул и перешел к изображению разговора в лицах. У него был явный актерский талант. Я поймал себя на том, что буквально вижу замершие у воды фигуры, слышу малейшие интонации балансировавшего на грани забвения человека:

— Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что делаешь? — спросил Солдатов, не поворачивая большой, лобастой головы и не глядя на парня. — Мой доклад о работе ЦК ВКПб стоит на съезде первым! Сталин, Куйбышев и Киров выступают за мной. Тебе это ничего не говорит?..

Тот не ответил, но напряжен был до крайности. Руки мужчине освободил, но боялся, как бы чего не вышло. Над водой стелился рыжеватый туман, другого берега реки видно не было.