Дорога на плаху

— И не только в нашей. — Борису неудержимо захотелось блеснуть красноречием, конечно, предпочел бы тему любви, благо, что адресат и вдохновитель рядом, но он понимал, что сейчас не время для откровений, боялся неверного своего поведения, точнее не знал как себя вести, а потому его понесло не в ту сторону. — Безумие захлестнуло Европу в начале двадцатого столетия. Это самый жестокий и безумный век в мировой истории. Россия же оказалась эпицентром этого безумия, потому мы имеем самые сокрушительные разрушения и человеческие разорения. Но самое страшное разрушение — это опустошение людских душ. Однако пусть в этом разбираются психологи, историки и политики, а я вам сейчас соберу великолепный букет из полевых цветов. — Опомнился Борис и бросился на чудесную полянку, открывшуюся перед ними. Обласканная лучами солнца она буйно покрылась голубыми и оранжевыми лютиками и одуванчиками, розовым гравилатом, острыми стрелками подорожника, а в зарослях набухала молоком с медвяным запахом черемуха.

— А поэты? Разве они могут стоять в стороне от безумия! — вдогонку крикнула Евгения.

— Поэты обязаны в первую очередь. Но, что-то голосов их не слышно.

— Их голоса глушит грохот голливудских и отечественных боевиков.

— Я с вами согласен, но не только это. Любое зло остается злом, в какие бы рясы оно не одевалось, — прокричал Борис, удаляясь, увлеченный сбором цветов.

Через несколько минут Евгения с восхищением принимала со вкусом подобранный букет цветов, какие расцвели к этому часу весны.

Как ей легко с этим человеком. Словно после знойного летнего дня приняла освежающий душ. Он, как солнечный свет, и все для нее. Зажмуришься, а все равно человека видишь. Он понимает ее с полуслова, и она его. Он умен, а потому прост в общении, предупредителен и неназойлив.

Борис дарил ей цветы второй раз, и с цветами хотелось сказать ей самые древние слова, но понимал, что они пока не вызовут той реакции, какую бы он хотел получить, а скорее все испортит своей торопливостью. Потому он только улыбался Евгении, глядя в ее лучистые глаза с надеждой на скорые поцелуи.

II

Евгения так и осталась у него в памяти улыбающаяся, в восторге от подаренного букета, сама похожая на великолепный цветок.

Слов нет, Лиля почти не уступала во внешней красоте Евгении, вела себя раскованно, в глазах плескалось озорство и веселье, а не грусть затравленного человека. Но глаза Лили его не согрели, не позвали к себе, в них нет того охватывающего обаяния, какое излучала Евгения.

Они ели мороженое в одном из летних кафе города под расписными зонтиками, с видом на Волхов, с тенью кленов, берез и лип. Мимо монотонно и буднично, под стать настроению парня, катил поток автомобилей. Он согласился на эту встречу по просьбе мамы, чтобы не огорчать ее и слегка скрасить больничные будни. Лиля неумолчно трещала, с назойливостью мухи лезла с расспросами о ранении, о той ситуации, в какой находился он, полагая, что такой интерес импонирует ему, не подозревая обратное — раздражение.

— Боря, твоя мама рассказывала о героической схватке с бандитами. Как я хочу услышать это из твоих уст. Ну, Боря, не скромничай, не заставляй девушку становиться на колени, я вся внимание, — выдавала она, как из пулемета длинные очереди слов, расширяя от любопытства и без того большие кошачьи глаза.

— Какое геройство? Глупости, — морщился Борис. — Давайте оставим эту тему.

— Ну, как же, ты чуть не поплатился жизнью из-за какой-то сомнительной персоны. Я допускаю, защищал бы честь принцессы или государственного деятеля, за которого тебя наградят орденом и отвалят солидную сумму, тут стоит рисковать, но подвергать опасности свою жизнь из-за посредственности уездного масштаба! Не понимаю.

— Выходит, если на вас нападут бандиты, следует обойти стороной? — саркастически усмехнулся Борис.

— Ну, я же… я же… — растерялась Лиля и нашлась, — все же цветущая девушка, не правда ли? И кто-нибудь во мне найдет счастье.

— Сомневаюсь, — ядовито усмехнулся парень, сдерживая себя от дальнейшей оценки.

— Боря, в чем ты сомневаешься? Не надо хамить, — скривив губы, жеманно повела плечом Лиля. — Я жду ответа.

— Может быть, может быть. Я, пожалуй, излишне строг.

— Ты уж лучше будь строг в оценке моих блюд, которые я приготовлю на угощение, когда ты вздумаешь навестить меня. Договорились?

— О чем?

— Ну, ты как медведь, — расхохоталась Лиля. — О том, что ты будешь строгим судьей моих блюд, скажем, на завтрашней вечеринке.

— Но я не собираюсь посещать никаких вечеринок. Врачи запрещают, рана еще не зажила, а я стараюсь быть послушным малым.

Разочарованная Лиля надула губки.

— Извини, что вынужден прервать нашу встречу, но мне пора на прием к врачу, — мороженое было съедено, Борис поднялся из-за столика, не имея ни малейшего желания дальше слушать болтовню Лили: перед глазами у него стояла по-прежнему улыбающаяся Евгения с букетом цветов, которые он набрал на благоухающей поляне у Иртыша.

С Лилей все прозаичнее, словно он присутствует при чтении скучного доклада. Отдавать себя в жертву не намерен. Придя с работы, мама первым делом спросила: