Дорога на плаху

— Я согласен, Борис, но у тебя крепкий дух, ты идешь на риск ради торжества этой доброты, а у меня он слаб, если не сказать большего. Я всегда боялся, скажем, залезть на крышу девятиэтажки и встать там в полный рост, никогда не надевал боксерские перчатки, не выходил на борцовский ковер, я не мог преодолеть себя и прыгнуть в бассейн вниз головой с вышки, никогда не участвовал в мальчишеских стычках и часто носил синяки, не решаясь дать сдачи. Фиксатый все это делал запросто, заступался за меня, я его уважал и боготворил.

— Но из него уже слеплен безжалостный преступник, ты же остался честным человеком с мечтой о творчестве и с любовью к девушке. Так кто ж, по-твоему, слабее духом!

— Смотря на какую позицию встанешь. Неужели тебе не бывает страшно перед схваткой?

— Я как-то не задавался таким вопросом, — пожал плечами Борис, — хотя нередко чувствуешь, как взмок от напряжения. Это все же страх выжимает из тебя соки. Ты вот не побоялся и проследил, куда исчезала Олеся.

— Делать это меня заставляли чувства к ней. Я и теперь не откажусь от девушки. Как только она закончит школу, предложу выйти за меня замуж.

— Это прекрасно! — воскликнул Борис, и перед его глазами встала Евгения с немым укором за долгое молчание на ее последнее письмо. — Олеся очень нуждается в твоей поддержке.

— Ты так думаешь? — усомнился Алексей.

— Никаких сомнений, и плохо, если ты еще не был у нее в больнице. Отложи все и беги к ней. Будешь меня только благодарить, поверь старшему товарищу.

— Хорошо, высохнет пленка, и пойду. Давай включим вентилятор.

Досье улик постепенно пополнялось. Борис уже пятую ночью спускался из флигеля, пробирался в ограду напротив и, затаившись в лопухах, которые росли здесь вольготно, наблюдал за гаражами и домом. Он знал, шестисотый «Мерседес» все еще стоял там. Борис ждал пополнение и тех, кто здесь хозяйничает. Но никто не появлялся, что настораживало и заставляло довольствоваться тем, чего удалось собрать и идти ва-банк. Темная безлунная ночь, наполненная комарьем и тишиной вполне устраивала сыщика, он терпеливо ждал, прислушиваясь к посторонним звукам и шорохам. Но кроме надоевшего зуммера кровососов вокруг себя, предварительно намазавшись «комарексом» ничего не слышал. Вдруг он уловил шорох за оградой, которую сам перемахнул час назад. Шорох повторился, и в ту же секунду над оградой взметнулось несколько тел. Они грузно приземлились, вспыхнуло два фонарика, один оказался рядом. Удар ноги Борис обрушил на светящуюся точку и опрокинул на землю темную фигуру. Но второй лучик света плясал на нем, выхватывая его из темноты. Последовала атака, Борис отразил нападение ближайшего бойца и бросился уходить в свободное пространство двора, где мог перемахнуть через ворота и скрыться.

— Идиоты, нападаем все сразу! — раздался знакомый зычный голос.

Но одновременности нападения не получилось. Двое были уже повержены. Они, конечно, поднимутся, но субъект рвется вперед, к воротам. Лучик света бросился наперерез, но тут же погас, глухо, со стоном чье-то тело врезалось в бетон двора. Путь к воротам свободен, несколько стремительных шагов и… Петраков, как подкошенный, падает. Басом запела натянутая проволока. Черт, ловушка, а нападающие вот они! Он успел нанести ногой только один удар, как его тяжело прижали сразу трое. Посыпались удары. Руки скручены назад и на них щелкнули наручники.

— Тащите его в дом, — приказал хриплый знакомый голос. Бить его перестали и поволокли в открытую дверь.

В просторной комнате вспыхнул неяркий свет, заиграла знакомая маршевая музыка. Петракова усадили в кресло, привязали.

— Капитан, мы от тебя ничего не хотим иметь, только уйди с дороги, не рой яму, — сказал крупный мужик лет сорока, тяжело дышавший, которого Борис тяжело опрокинул на бетон. — Правда, ты нам должен поведать, что удалось тебе нарыть?

— Если я скажу, что у меня пустые руки — не поверите? — усмехнулся Петраков, решивший поиграть в жмурки, уничтожить его они вряд ли осмелятся, так как не знают, с кем он работает.

— Конечно, — грузный мужик налил себе стакан минералки, выпил и, покручивая на пальце пистолет за дужку, приблизился к пленнику. — Ты ведь не считаешь себя дураком, не считай и нас. Кто тебе донес о Спартаковской? Девчонка?

— Зачем это вам, важно то, что о ней знаю я.

— Нам надо убедиться, что только ты.

— Ты только что отделил себя от дураков, поэтому взвесь, сколько глаз видели эту комнату оргий, сколько ног переступало порог? Вспомни и подумай, и тогда не будешь задавать глупых вопросов.

Грузный недоуменно глянул на своих помощников, которые с любопытством смотрели на пленника, ничего не понимая, о чем идет речь.

— Ты хочешь сказать, что кроме той девчонки, что вскрыла себе вены, тут бывали многие?

— Именно, невинные жертвы сексуальных домогательств ваших крестных отцов. Если собрать их родителей и родственников и указать им на вас, мало не покажется.