Дорога на плаху

Ольге Ивановне известны прежние любовные увлечения дочери, но это были лишь увлечения и ничего серьезного. Выбор в поклонниках у нее был широкий, но Лиля с легкостью отвергала одного за другим, хотя были хорошие партии. И вот, когда она, кажется, по-настоящему влюблена, готова целиком отдаться Борису, ехать за ним хоть на край света, не нашла взаимности! Мать по-своему страдала от невезучести своей единственной дочери, может быть, гораздо более чем сама Лиля, потому что жизненный опыт подсказывал, что ее дочь, хоть и очень привлекательная, а перерастает, и выйти замуж по любви ей будет все сложнее и сложнее.

— В чем он обманул тебя, дочка, скажи? — страдая, готовая заплакать, молила мать.

— Этого я тебе никогда не скажу. Но он поплатится за свою подлость и очень скоро. — Лиля мстительно сжала свои маленькие кулачки и решительно оторвала голову от груди матери, встала. — Пора собираться на работу.

— Лиля, но ты что-то задумала, не предпринимай ничего, не посоветовавшись со мной, я тебя умоляю. Кудрин человек опасный, неслучайно же он так быстро разбогател, уйдя из милиции. Посмотри, какая у него шикарная квартира в престижном районе, какая мебель, какая машина! Целое состояние, не думаю, что ему дала столько частная практика детектива.

— Он частный детектив? — удивилась Лиля. — Где же его офис?

— Ты что, в самом деле, не знала?

— Может, и знала, но не придавала значения, думала, это одно и тоже. Хорош же, подлец, как же он может заниматься частной практикой, имея такую подлую душу? Но я ему прополощу мозги!

— Лиля, твои угрозы меня пугают.

— Успокойся, мама, я ничего противозаконного делать не собираюсь, я для начала кое-что расскажу его жене, а там посмотрим.

— Но она твоя тетя.

— Это еще более усугубляет его положение. Все, мама, мы опаздываем на работу, а мое начальство расхлябанности не терпит.

— Хорошо, давай собираться, только обещай мне, что сегодня ты ничего не будешь предпринимать сгоряча. Остынь, подумай, гнев и отчаяние не лучшие советчики.

— Ты права, мама. Я остыну и, как чекист с холодной головой, возьмусь за это дело.

Женщины торопливо собрались и через несколько минут стояли на остановке троллейбуса.

Борис болезненно переживал свое поражение. С трудом заставил себя взять из тайника фотопленку, где были отсняты на усадьбе две угнанные иномарки, сам Подшивалов с охранником. Он отдаст ее майору. О его позоре никто не узнает, тот будет хранить гробовое молчание. Но разве его самолюбие и совесть оглохнут? Они будут пилить тупым рашпилем его душу до тех пор, пока он не острижет бороду у этого козла. После такой засветки база будет сменена и вся наработка коту под хвост. Борису от этого только горше, словно с него сорвали погоны и тычут носом в дерьмо на глазах у всего честного народа. Вот во что вылилась его частная инициатива. Самоудавка для себя или уничтожение любимой женщины.

Петраков резко распахнул кабинет майора и хлопнул кассетой о стол.

— Я свое слово держу. Здесь все, что у меня есть. Держи и ты. Чтобы ты убедился в моем верном слове, я отбываю в Чечню. Дальше, время покажет.

— Я тоже слову хозяин, — ответил Подшивалов, пряча кассету в стол.

— Ну-ну, мы еще встретимся, — пообещал Петраков.

— Не дай Бог, капитан, — бросил майор, вслед уходящему Петракову.

Рапорт был написан и подан, ни на кого не произведя впечатления. Самое обыденное дело, словно война на Кавказе штука пустяшная, как побрякушка. Ему сообщили, что группа добровольцев уже сколочена при областном управлении, где будет выдано все, что положено в таких случаях, и ему следует поторопиться заявить о себе. Началась беготня по кабинетам, к вечеру Петраков был оформлен и назначен командиром взвода омоновцев.

— Удачи тебе, Петраков, сказал майор-кадровик на прощание.

— Спасибо и к черту! — грустно улыбаясь, ответил Борис.

— Кстати, в Чечне находится генерал Климов. У него в руках все силы нашего министерства, что напичканы на Кавказе.

— Было бы здорово встретиться с генералом! — обрадовался Петраков и ушел к своему взводу, который быстро погрузился в поданный автобус и отправился на станцию.

XII

Валентина Александровна пришла провожать Бориса на вокзал, как и родственники остальных парней. Одетые в новенькую камуфляжную форму с беретами на головах, в высоких наглухо зашнурованных ботинках, они выглядели эффектно, воинственными и непобедимыми. Играла бравурная музыка, словно люди ехали не на войну, а на увеселительную прогулку, но она не могла сгладить того мрачного настроения у родственников и, особенно, у молодых симпатичных жен, и уж, конечно, у матерей. Оно клин-бабой долбило их души, кровеня тревогу за их жизни, расписывалось скорбью на заплаканных лицах.

— Как я упрекаю себя в том, что решила навязать тебе любовь Лили, — говорила мама, неживыми глазами глядя на сына. — Почему ты сделал такой выбор, сынок? Зачем тебе эта чужая земля? Почему ты должен проливать свою кровь, защищая преступное решение нашей правящей верхушки? Ты, кто посвятил свою жизнь борьбе со злом? Зло всегда остается злом, в какие бы рясы оно не рядилось. Ты согласен со мной?