В очистительных муках рожденья.
Поначалу стонала чуть слышно,
А к рассвету завыла так громко —
Все собаки поджали хвосты!
8. Так, пророчества во исполненье,
В день, когда задувают пассаты,
В час предутренний и неурочный
Родился шестимесячный мальчик.
Безутешная, слышишь ли ты?
9. Он тебе не достанется в жертву,
Мы лечить его будем и прятать,
А когда он окрепнет как надо —
Ты его отыскать не сумеешь
Средь других, что кривят в плаче рты!
10. Для тебя приготовлена жертва —
Ведь тебе все младенцы едины…
Пусть покамест тебе мы покорны —
Близок час избавленья от ига,
Исполнения нашей мечты! (1)
И следом — песнь "Я":
1. Злое чудище, черный губитель,
Бушевал и не ведал покоя,
Но откуда беда угрожает —
Не сумел от народа добиться:
Люди гибли, секрет свой тая.
2. Драгоценный младенец, спаситель,
Был от матери тут же отторгнут,
Нарекли его именем Слемир
И при свете ярчайшего солнца
Окатили водой из ручья.
3. Положили в сапог его теплый,
Отыскали с десяток кормилиц;
Каждый день его разные люди
У себя от врага укрывали —
Вся деревня была как семья.
4. Как целитель велел, добавляли
В молоко ему травы и зелья,
Чтобы спал он всю ночь и не плакал:
"Ночью слуги чудовища рыщут —
Неровен час, услышат тебя!.."
5. Время шло — ничего не случалось,
И чудовище угомонилось,
Прекратились ночные облавы.
То ли просто устал проклятущий,
То ли понял — с людьми так нельзя.
6. Чтобы сладить со стадом строптивым,
Мало силы — нужна еще хитрость:
Голь на выдумку очень богата,
Бог быть должен не просто ужасен,
Но коварен и мудр, как змея!
7. Мальчик рос; он окреп, встал на ножки,
Полюбил он лесные прогулки,
Научился ходить он неслышно,
Быстро бегать и прятаться ловко,
И метать наконечник копья.
8. Копья целые — все под запретом,
Да и мал еще Слемир сражаться.
А тем временем черный убийца
Напустил на людей морок злобы —
Во врагов превращались друзья…
9. И на Слемира вдруг ополчилась
Та семья, что его воспитала:
"Ты не тот, кто народ наш избавит!
Ты не нужен нам больше, подкидыш —
Уходи, шмакодявка ничья!.."
10. С горьким плачем обиженный мальчик
Убежал и забился в пещеру.
Там с трудом, лишь за миг до заката,
Мать родная его отыскала:
"Тише, милый… я мама твоя!".
У Атреллы всегда выступали слезы на этом эпизоде. И сейчас она промокнула глаза краешком рукава. "Мама, мама, где ты?". Девушка выпила воды, успокоилась и вернулась к чтению спорной книжки.
Борьба пятилетнего мальчика с подземным монстром, что ежедневно пожирал кого-либо из жителей острова, требовал от женщин рожать больше и отдавать пятилетних детей в жертву, убивал всех старше сорока лет, — представала в "Коде Слемира" как борьба с орием, случайно занесенным на остров штормом с погибшего корабля. Кровавым орием.
И вот это никак не укладывалось в сознании девушки. Ведь всем известно, что коренные жители острова Орий — вегетарианцы, питаются зеленой массой папоротников, которые и выращивают у себя на острове.
Инглинг утверждал, что пищеварительная система ориев способна усваивать и зеленый пигмент листьев растений, и красный пигмент крови людей и животных.
Откуда он это взял, автор не сообщал. Это его теория. Правдоподобная, но всего лишь гипотеза — предположение.
Книга читалась как приключенческий роман. В то, что ории могут быть такими страшными, не верилось. Инглинг явно насочинял. Да и папа говорил, что после выхода "Кода Слемира" были статьи в газетах о том, будто автор скрывается под вымышленным именем и все, что написано в его книге, — вымысел (2).
Советник не помолился у двери, он от волнения забыл об этикете — и, толкнув дверь кельи Атреллы, остановился на пороге, удивленно рассматривая незнакомую девушку со странной прической: правая половина головы — черные прямые волосы, а левая — золотистые вьющиеся.
— Это комната Атреллы Орзмунд? — на всякий случай спросил отец Индрэ.
Девушка подняла голову от книги, удивленно сказала:
— Да! Это же я, дядя Индрэ. Вы меня не узнали?
Советник засмеялся:
— Что ты сделала со своей головой?
Атрелла соскочила с койки и подбежала к зеркалу над умывальником.
— Ой! — и принялась быстро перекрашиваться, прочесывая черные пряди сквозь пальцы и возвращая им былую окраску и волнистость. — Это я немножко погрустила.
Она вернулась на кровать, а советник уже устроился на табурете.
— Ну, рассказывай, — он положил руки на колени и расправлял складки балахона.
— О чем?
— Обо всем. Почему из дома сбежала, что ты там натворила с фардвами и этим Жаберином, которого ждала Безутешная?
Атрелла принялась рассказывать. Она не оправдывалась. Сказала, что ей не удалось разубедить отца менять пол гендерам, что решила подействовать на него ультиматумом: или она уходит, или он прекращает делать операции — а вон как судьба обернулась. Сначала эти воришки фардвы… она ведь просто пошутила сперва, а когда поняла, что натворила, — память им потерла. Советник всплеснул руками: "Ужас!". А потом этот дядька в гостинице, Жабель, который… у него рак желудка с метастазами и такая боль! Что она убила опухоль, сама того не желая… и что ей оставалось делать потом, когда он стал умирать, ведь почки остановились? Вот она его и очистила. Советник жадно спросил:
— Как?