Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941–1943

Это была блестящая идея. Сержант Вюрм, заносчивый придира, который вечно нас погонял, однажды согласился с нашим предложением. Ему понравились шикарные апартаменты, которые подобрал для него Ковак.

Когда Вюрм встал на следующее утро, его трудно было узнать. Он выглядел так, будто спал, держа голову в пчелином улье.

Мы достигли украинского города Мариуполя на Азовском море. Ковак разместил нас в очень милом домике с приятной пожилой парой. Мы встретили радушный прием и чувствовали себя совсем как дома. Наши хозяева неплохо говорили по-немецки. На каминной доске была фотография молодого человека в форме советского моряка. Да, это был один из их троих сыновей, двое других были в пехоте – но с начала войны о них ничего не было слышно.

Только тогда мы впервые осознали, что вся эта война была совершенным безумием. Эти пожилые люди обращались с нами так, будто мы были их собственными сыновьями, – и в ответ на их радушие нам, возможно, придется стрелять в их мальчиков, изо всех сил стараясь их убить.

Мы планировали сходить в кино, но город был заполнен войсками, и кинотеатр был забит до отказа. Мы решили развлекаться на ходу. Ковак был в хорошей форме и рассказывал неприличные анекдоты. Шейх заговаривал с каждой попадавшейся девушкой, но лишь настолько, насколько мог. Вилли все говорил о своих родных и скучал по дому.

Вскоре наступил вечер и появились звезды. Мы медленно направлялись к дому. Издали была видна какая– то лихорадочная активность в воздухе. Затем самолеты приблизились, и мы увидели их красные и зеленые навигационные огни. Францл покачал головой.

– Летают вокруг как в мирное время, – проворчал он.

Всего было три самолета.

Вдруг Ковак взглянул вверх с тревогой:

– Э, да это же не наши! Это русские.

– Не шутишь? Зачем у них огни?

– Думаю, маскировка.

И как будто в подтверждение его слов вдруг разверзся ад. Мы распластались на земле. Затем были сброшены еще бомбы, но на этот раз в стороне. В ближайший от нас дом пришлось прямое попадание. Из обломков поднимался дым. В 200 метрах от нас бомба взорвалась на улице и поразила троих солдат из регулярных войск. Двоих невозможно было узнать. Только что они были такими же людьми, как и мы сами; теперь они превратились в бесформенную массу. У третьего оторвало правую ногу. Это был совсем молодой парень, слабо стонавший в луже крови, которая быстро увеличивалась.

Ковак подбежал, чтобы оказать ему первую помощь. Ковак, надо отдать ему должное, учился на медицинских курсах. Затем мальчишку, который был без сознания, отправили в госпиталь.

Воздушные налеты теперь происходили регулярно. Нас несколько раз поднимали в ту ночь. На следующий день наша часть понесла первые потери. Командир велел привести в порядок закамуфлированные грузовики. В момент, когда это произошло, мы выстроились за ними. Я насчитал шестнадцать бомбардировщиков, летевших звеньями. Передние самолеты сбросили по серии бомб каждый. Я крикнул Францлу, чтобы он спрятался, и запрыгнул в придорожную канаву. Шейх последовал за мной. Дрогнула земля, и я думал, что у меня лопнут барабанные перепонки.

Наш грузовик был объят пламенем, еще один лишился тента – грузовик кухни. Двое солдат скрючились поблизости, один из них был наш повар из Гамбурга. Можно было подумать, что он еще жив: лишь тонкий осколок торчал из его челюсти. Сначала я не узнал другого – он уткнулся лицом в землю – потом увидел, что это был Вюрм, унтер-офицер; его затылок превратился в кровавое месиво.

Неподалеку мы вырыли два окопа. Зибланд сказал несколько слов о судьбе солдата и об отечестве. Видно было, что эти слова для него ничего не значат; он просто говорил для проформы. А два тела завернули и закопали в землю.

Легкая жизнь кончилась. В ту же ночь похолодало. Вождение было суровым испытанием, особенно потому, что мы день и ночь были в пути. Дважды у нас были стычки с партизанами – мы справились с этим нормально, – но теперь безопаснее стало носить автоматы вместо карабинов.

Нам было приказано отправиться на двух грузовиках в Запорожье с резиновыми надувными лодками и с оборудованием для саперов. Меня вызвал командир, и я попросил, чтобы Францл со своим «фордом» поехал вместе со мной. Шейх и Пилле поехали со мной в качестве водителей-сменщиков.

На обратном пути, как раз перед наступлением темноты, «форд» Францла сломался. Я отправился с Шейхом искать ночлег. Вскоре мы набрели на крестьянский дом. Поскольку он был расположен в стороне от дороги, мы остановили грузовик и до дома шли пешком, оставив оружие в машине.

Вход был позади. Казалось, что в доме никого не было. Все, что мы увидели, была умирающая корова на куче навоза, которая ревела, глядя в небеса.

– Эта чертова корова действует мне на нервы, – сказал Шейх. – Пойду возьму ствол и прикончу ее.

Я сразу возразил:

– Оставайся на месте. Потом решим, что с ней делать. Видишь старуху в окне?

В этот момент лицо исчезло. Мы попытались войти в дом, но двери были заперты. Шейх постучал в окно.

– Эй, дорогуша! – крикнул он. – Открывай!

Неожиданно дверь отперли, но вышла не старуха.