Дорога на Тмутаракань

Охота в Степи длилась третий день. Вернувшийся из похода на переяславские земли хан Кончак наконец-то мог спокойно отпраздновать свадьбу своей дочери, прекрасной Гурандухт, с сыном князя Игоря Святославича. Дочь была очень рада встрече с отцом, но на конную охоту ехать отказалась.

Недоумение хана разрешилось, как только юная княгиня нашептала несколько слов отцу на ушко.

— Когда только успели?! — проговорил Кончак, не пряча расплывающуюся по лицу улыбку. — Хотя — что удивляться, дело-то молодое!

Спохватившись, он спросил:

— Отец-то знает?

Гурандухт было еще непривычно сочетать два слова — муж и отец, но, заалев щеками, она кивнула.

— А побратим?

Еще кивок.

— Ну вот и погуляем! — решил Кончак.

Третий день гуляла вся Великая Степь. Всадники разогнали, казалось, всю живность на расстоянии двух конных переходов, но вертела и котлы переполнялись свежим мясом, а в чашах не иссякали меды и кумыс, так что шума хватало.

Днем князь Игорь Святославич удалился для отдыха в юрту, поставленную в центре охотничьего лагеря, рядом с ханской. Приказ для охраны был строжайшим — не беспокоить, но какой приказ нельзя нарушить?

Явившегося перед входом в юрту всадника пропустили беспрепятственно, словно это не человек был, а невидимка, проскользнувший мимо копий стражников. Всадник откинул полог юрты, вошел в просторное круглое помещение.

Князь Игорь еще не спал. Он лежал на медвежьей шкуре и лениво перелистывал украшенные цветными миниатюрами листы толстой книги в медном переплете.

Всадник кашлянул, обозначив свое присутствие.

— Овлур? — приятно удивился князь.

— Мир тебе, князь! Примешь гонца с радостными вестями?

— С другими тебя и не помню. Говори.

— Вчера после полудня князь Буй-Тур Всеволод со своими кметями отправился на родину, в Курск. С ним же отъехали и северские дружинники, которые изъявили на то желание.

— Скоро, значит, им и дома быть. Что ж, весть воистину счастливая, спасибо на добром слове, Овлур!

— С вестями и вопрос принес. Дозволишь ли, князь?

— Говори!

— Хан Кончак слышал, что княгиня Ефросинья Ярославна глаза проплакала, стоя на забрале путивльском...

Игорь Святославич усмехнулся, пытаясь представить плачущую жену. Нет, не получилось.

— Хан Кончак интересуется — доколе?..

Князь Игорь внимательно посмотрел на гонца. Овлур бестрепетно выдержал взгляд.

По законам Степи Кончак должен был не меньше полугода продержать у себя русского князя, пока не завершится обряд очищения. Отпускать — нельзя, но ведь сам-то Игорь Святославич не давал обещания жить у половцев, держал его только долг перед побратимом.

— Что, князь, прикажешь седлать коня? У юрты ждут десять солтанов...

— Прикажу, — заулыбался князь. — Еще как прикажу!

Недалеко от речного берега, где уже тянуло прохладой и влагой, Овлур придержал коня.

— Случилось что? — спросил князь Игорь, подъезжая поближе.

— Всадник на горизонте, — откликнулся половец, пристально вглядываясь вдаль. — И кто знает, один ли...

Игорь Святославич и не пытался спросить, послал ли Овлур солтанов на разведку.

Знал, что послал. Оттого и держался спокойно, не выказывая волнения. Чем ближе к северским землям, тем тягостнее было на душе, казалось, что между ним и Русью выросла стена, и нет в ней ворот, распахнутых перед князем, едва не угодившим в полон к своему злейшему врагу.

И этот всадник, так нежданно оказавшийся у него на пути, — не знак ли?

Знак, ведомо.

Оставалось только ждать и надеяться на то, что беда прошла стороной и высшие силы просто намекают на свое благорасположение. По доброте ли своей или с очевидным расчетом на ответную благодарность... Лишь бы только обошлось!

Даже самому себе князь Игорь Святославич боялся признаться, как устал от походов и ратей.

Солтаны вернулись с пополнением. Овлур заметил, что к ним прибавился еще один всадник. По тому, что тот ехал свободно и при оружии, половец заключил, что заметил, хвала Тэнгри, не врага.

Об этом же подумал и князь Игорь, а когда всадники подъехали поближе, узнал нежданного гостя:

— Здрав будь, Миронег!

— Сам поздорову ли, князь?

— Твоими молитвами, — усмехнулся Игорь Святославич, зная прекрасно, что Миронег не из тех, кто любит молиться, тем более за чье-то здравие. Хранильник не молит о здоровье, но дарует его, будь на то воля его богов.

Князь Игорь удивился, как изменился облик Миронега за те немногие недели, что они не виделись. Нет, хранильник не выглядел старше, и платье его было, по обыкновению, в порядке, даже не пропыленным, словно не было долгой дороги через степь. Но в глазах его застыл холод, тот самый, что исходит обычно от дамасского клинка, видевшего много смертей и не скупившегося даровать вечный покой всем, кто окажется на опасно близком к нему расстоянии.

— На Русь идем, — сообщил Овлур. — Присоединяйся к нам, лекарь! Вместе путь веселее!

— Верю, — откликнулся Миронег, но как-то безжизненно. — Но прошу простить меня, раз уж приходится отказывать. Вы — на Русь, я же — мимо нее... Не обессудь, князь!

— Хочешь оставить Русь без последнего хранильника? — спросил князь Игорь.