Ярославна же, прежде чем направить коня на освобожденное для ристалища место, поменяла меч. Свой, точнее, княжий, взятый из путивльской оружейной, сняла, расстегнув перевязь, и протянула оруженосцу. Взамен повелительным движением руки потребовала меч у ближайшего гридня.
— Негоже поганить доброе оружие, — проговорила княгиня. — Дамасская сталь — для воина, а не для бешеного пса...
Опустив наличник шлема, княгиня пришпорила коня, направив его навстречу Гзаку.
Тот уже гнал своего скакуна, угрожающе выставив вперед копье.
— Правильно личину опустила, девка! — пролаял Гзак. — А то, не ровен час, красоту попорчу!
В последний миг Ярославна как-то умудрилась отвернуть коня, и наконечник копья не нашел себе жертвы. Сама же княгиня, для которой копье было слишком тяжело, изо всех сил ударила лезвием меча плашмя по легкому шлему самозваного хана. Аварский шлем не выдержал удара и раскололся на две половины, скорлупками ореха слетевшие с головы Гзака.
— Не рано ли похвалялся? — спросила княгиня, глядя прямо в ставшие от ярости узкими щелочками глаза половца.
Бой еще не окончен!
Гзак попытался еще раз ударить княгиню копьем. И это стало его последней ошибкой. Подняв высоко над головой руку с копьем, половец открыл бок, защищенный только тонкой кольчугой. Ярославна не упустила свой шанс, и меч, взятый княгиней у гридня, с гудением рассек воздух.
Кольчужное переплетение лопнуло, кровь половца окропила русский меч. От сильной боли Гзак разжал пальцы, и копье упало в траву, подобно воину, поверженному в схватке.
— И это не все, — прошипела княгиня так тихо, что за пеленой боли Гзак едва смог расслышать ее.
Изменив положение кисти руки, княгиня Ярославна нанесла мечом еще один удар. Последний.
В XII веке мечами больше рубились, время колющих шпаг еще не пришло.
Княгиня же недрогнувшей рукой направила острие меча туда, где Гзак не был защищен броней. В раскрытый от боли и ярости рот.
Последним, что почувствовал в этой жизни половец, был хруст ломавшихся во рту зубов. И боль.
Духи великие, как же больно, оказывается, умирать!..
Гзак покачнулся в седле. Ярославна подтолкнула вперед рукоять меча, и уже бездыханный половец упал под копыта своего коня, запутавшись ногой в стремени. Забрызганный кровью меч торчал у него изо рта, подобно шутовскому скоморошьему языку.
Первыми от шока после схватки очнулись бродники. Понимая, что сейчас начнется, они погнали коней к речной переправе, стремясь сохранить не честь, но жизнь.
— Это ваша добыча, вои! — воскликнула княгиня Ярославна, вытянув вперед руку.
— Уррагх! — отозвались дружинники и бояре. Северцы и киевляне, жители Путивля и Чернигова, они были в тот миг едины.
Помните — ради этих мгновений и живет воин. Становясь богом, вольным дарить жизнь и смерть.
Русские воины были богами нижнего мира, а диким половцам пришлось выстелить своими телами путь до речной переправы, где и была принесена главная жертва воинской удаче и мести.
Половцев перебили всех, и русские стрелы постарались выискать побольше бродников, изо всех сил стегавших коней, медленно тащившихся вброд через реку.
Из воинства, приведенного Гзаком под стены Путивля, спаслись единицы.
Гиблое место — Путивль! Для недругов, конечно.
Путь к гибели...
7. Тмутаракань, берег Керченского пролива.
Чем дальше к югу, тем становилось холоднее. Миронег заметил, что подгонявший в спину северный ветер был гораздо теплее и мягче, чем сырой промозглый, веющий со стороны Тмутаракани.
Страны света, казалось, поменялись местами и характером.