Дорога на Тмутаракань

— Верю, — не стал спорить священник. — Прости еще раз мою назойливость, путник, но ответь — неужели ты проделал столь дальний и небезопасный путь по суше? Одежды твои запылены, словно не один день ты ехал по Половецкому полю.

— Ты прав, отче, — не стал запираться Богумил. — Весной еще я покинул Землю Русскую, и Господь явил милость свою... Сам не чаял уже, но вот я здесь.

— Неиссякаема милость Божья, — закивал священник.

Богумил открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь подходящее к случаю и не менее благочестивое, но слова застряли на кончике его языка.

К столу подходил сам грех во плоти.

Как хозяин постоялого двора мог стать олицетворением порока чревоугодия, так и явившаяся Богумилу служанка показалась растерявшемуся паломнику искушением, на которые так щедр нечистый, чье имя неназываемо! Красота всегда от лукавого, поскольку отвлекает от мыслей о спасении души, и даже святой Антоний, отвергший все атаки врага рода человеческого, едва не пал, завидев нагую правнучку Евы.

— Есть мясо жареное и вареное, — заговорила, поклонившись, служанка.

И голос ее — Господи, что за голос! Кто научил женщин так говорить, чтобы душа сжалась в горошину, — змей ли искуситель, или демоница Лилит, или...

— Есть и каша, и хмельные меды, — продолжала служанка.

— Несите, — выговорил болгарин. — Что пожелаете...

— Ему тоже? — поинтересовалась служанка, кивнув на священника.

Богумил вдруг подумал, что худоба у того не от аскезы и не от духовных терзаний. Просто священник давно не ел.

— Конечно, — смущенно проговорил Богумил. Да, так бывает, вины никакой за человеком нет, а ему все-таки стыдно.

Служанка улыбнулась и отошла от стола. Болгарин проследил взглядом за покачивающимися бедрами девушки под несколько тесной для них одеждой и тихо вздохнул. Грешен человек, и сильна над ним власть насылаемых нечистью искушений! Требует своего плоть, и, следуя путем греха и исполнения телесных желаний, мы прокладываем для себя прямой путь в ад.

— Благослови тебя Бог, — тихо сказал священник. — В нашем городе подаяние и милость стали редкостью. Я — Кирилл, мой храм выше по улице... Был, — добавил он после недолгого молчания.

— Богумил, — представился паломник. — Будет ли уместным для меня спросить, отче, что случилось с храмом Божиим?

— Здесь теперь... много строят. Есть ли лучшая каменоломня, чем ставшее ненужным старое здание?

— Храм — и не нужен?!

— В Тмутаракани правят иные боги, путник. Зачем им христианское святилище?

— Но как же?..

— Это не так просто объяснить, Богумил. Ты устал после долгого пути. Да что там, ты просто не готов услышать правду. Пройдет день-другой, и мы вернемся к этому разговору. Договорились?

Пораженный Богумил только кивнул.

Расторопная служанка меж тем принесла на подносе несколько глиняных мисок с дымящейся едой, издававшей восхитительный, с точки зрения изголодавшегося болгарина, аромат. Помогавший служанке мальчишка, тот самый, который принял у Богумила коня, обеими руками держал пузатый кувшин с тонким, запечатанным воском горлышком.

Расставив миски на столе, служанка проследила за тем, как мальчик сорвал печать с кувшина, как он разлил терпко пахнущий медовый напиток в покрытые белесой глазурью чаши, и, снова улыбнувшись Богумилу, ушла на кухню. Священника Кирилла она явно не желала замечать.

Кирилл, видимо, успел привыкнуть к подобному обращению. Он пригубил мед, взял из миски два крупно нарезанных куска ржаного хлеба и поднялся с места.

— Благослови тебя Бог, — повторил священник. — И послушайся совета, путник Богумил, каким бы странным он тебе ни показался.

— Слушаю, отче!

— Не покидай помещения с наступлением темноты, если хочешь дожить до рассвета. Не спрашивай почему. Просто поверь, что так надо! Запри дверь хорошенько, а еще лучше — постарайся припереть ее чем-либо тяжелым.

Священник перекрестил Богумила и, сгорбившись, мелкими частыми шажками поспешил к выходу.

Богумил в молчании и одиночестве закончил трапезу. Дождавшись служанки, он вынул из висевшей на поясе калиты несколько монет и, высыпая их в шелковистую девичью ладонь, поинтересовался, можно ли здесь получить не только пищу, но и кров.

— Да, — выдохнула служанка, словно не комнату предлагала, а себя после долгих уговоров.

Богумил удовлетворенно кивнул.

Разумеется, он не стал выспрашивать, надежны ли в той комнате запоры, да и есть ли они вообще. Богумил уважал священников, но понимал, что и среди них встречаются... странные люди.

Поднявшись за мальчиком-служкой на жилую половину постоялого двора, Богумил взглянул на предложенную ему комнатку, площадью и убранством готовую соперничать с монашеской кельей, и остался доволен.

Ведь где-то рядом была ОНА.

Грех, конечно, знаю, Господи! Но и в твоем окружении хватало грешников, а значит, все можно искупить, было бы желание...