Дорога на Уиган-Пирс

В этом уютном рыбацком поселке, вдали от бомб, пулеметного огня, очередей и пропаганды, мы надеялись обрести отдохновение и покой. Но ничего не получалось. То, что мы видели и испытали в Испании, не отпускало нас, а, напротив, возвращалось и накатывало с еще большей силой. Мы непрестанно думали, говорили, мечтали об Испании.

За прошедшие месяцы мы не раз обещали себе, что, покинув Испанию, уедем куда-нибудь на побережье Средиземного моря, поживем в тишине, может, порыбачим. Но теперь, когда мы оказались здесь, нас ждали скука и разочарование. Было холодно, с моря дул пронизывающий ветер, море было серым и неспокойным. Волны гнали в гавань грязную пену, пробки и рыбьи потроха, опутывающие камни.

Это похоже на безумие, но мы оба хотели снова оказаться в Испании. Хотя это никому не принесло бы пользы, только могло навредить, но мы жалели, что не остались в Барселоне и не пошли в тюрьму вместе с другими.

Боюсь, мне не удалось вполне рассказать о том, чем стали эти месяцы в Испании для меня. Да, я воспроизвел некоторые события, но не сумел передать те чувства, какие они во мне вызывали. Всё смешалось с пейзажами, запахами и звуками. Разве передашь на бумаге окопный дух; заполоняющие всё рассветы в горах; резкий треск пуль; грохот и ослепительные вспышки бомб; чистый, холодный свет барселонского утра; топот ботинок во дворе казармы в декабре, когда народ еще верил в революцию; очереди за продуктами; красно-черные флаги; лица испанских ополченцев? Особенно лица ополченцев – людей, которых я знал на фронте и которых теперь разбросало бог знает куда, некоторые пали в бою, другие стали инвалидами или сидят в тюрьмах, но я от всей души надеюсь, что большинство из них живы и здоровы. Желаю им всем счастья! Надеюсь, они выиграют войну и прогонят из Испании всех иностранцев – немцев, русских и итальянцев.

Эта война, в которой я сыграл столь незначительную роль, оставила мне по большей части невеселые воспоминания, – и всё же я не жалею, что участвовал в ней. Когда становишься свидетелем такой катастрофы – а чем бы ни закончилась испанская война, она всё равно останется чудовищной катастрофой, не говоря уже об убийствах и физических страданиях людей, – в душе не обязательно воцаряются разочарование и цинизм. Удивительно, но военный опыт только усилил мою веру в порядочность людей.

Надеюсь, что мой рассказ не слишком искажает события. Конечно, к такой теме нельзя отнестись беспристрастно. Трудно верить тому, что не видишь собственными глазами, и сознательно или бессознательно каждый пишет как сторонник своей партии. В случае, если я не говорил этого раньше, скажу сейчас: учитывайте мою пристрастность, фактические ошибки и те искажения, которые приносит односторонний взгляд на вещи. Но применяйте тот же подход, читая любую другую книгу об этом периоде испанской войны.

Из-за чувства, что нужно что-то делать, хотя на самом деле сделать ничего было нельзя, мы покинули Баньюльс раньше, чем намеревались. С каждой милей к северу Франции растительность становилась всё зеленее и нежнее. Горы и виноградники оставались позади, нас ждали луга и вязы. Когда я ехал в Испанию, Париж показался мне пришедшим в упадок, мрачным городом – совсем не тем, в каком я был восемь лет назад. Жизнь в то время была дешевле, и о Гитлере еще никто не слышал. Половина посещаемых мною кафе была закрыта из-за отсутствия клиентов, все были озабочены дороговизной жизни и угрозой войны. Теперь же после нищей Испании даже Париж казался веселым и процветающим. Всемирная выставка была в полном разгаре, но мы ее так и не посетили.

И вот Англия – южная Англия, пожалуй, самый ухоженный уголок мира. Когда, придя в себя после морской болезни, мирно путешествуешь здесь в поезде, развалившись на плюшевых подушках, трудно вообразить, что в мире что-то происходит. Землетрясения в Японии, голод в Китае, революции в Мексике? К чему волноваться? Ведь завтра утром у твоих дверей будет стоять бутылка молока, а в пятницу выйдет свежий номер «New Statesman». Промышленные города остались позади, изгиб земной поверхности заслонил грязные пятна дыма и нищеты. Из окна я видел Англию, какую знал с детства: дикие цветы по краям железнодорожного полотна; задумчиво пасущиеся на лугах большие, лоснящиеся лошади; журчащие речки со склонившимися над ними ивами; зеленая ширь вязов; высокий дельфиниум в садиках при коттеджах; и, наконец, мирные просторы пригорода Лондона, затем – баржи на грязной реке, знакомые улицы, плакаты с датами крикетных матчей и королевской свадьбы, мужчины в котелках, голуби на Трафальгарской площади, красные автобусы, полицейские в синих мундирах.

Англия спит глубоким, безмятежным сном, от которого, боюсь, мы никогда не очнемся, если только нас не выведет из него грохот бомб.

1938