Дорога на Уиган-Пирс

Тогда вопрос: почему нищих презирают, презирают дружно и повсеместно? Полагаю, по той простой причине, что зарабатывают они меньше всех. На деле никого ведь не заботит, полезен или бесполезен труд, высокопродуктивен или паразитичен; требование одно – работа должна быть выгодной. Весь современный мир твердит про деловую активность, эффективность, социальную значимость, – но содержит ли это что-либо, кроме «добывай деньги, добывай законно, добывай как можно больше»? Деньги стали главнейшей мерой достоинства. По этому тесту у нищих ноль очков – вот их и презирают. Сумел бы нищий зарабатывать десяток фунтов в неделю – профессия его сразу вошла бы в ранг уважаемых. Реально глядя, нищий такой же бизнесмен, как остальные деловые люди, с тем же стремлением урвать где можно. Честью своей он поступается не больше основной части современников; он всего лишь ошибся – выбрал промысел, на котором невозможно разбогатеть.

32

Хотелось бы попутно сделать несколько кратких замечаний относительно сленга и сквернословия. Вот ряд жаргонных слов (помимо самых известных), которые сегодня употребляются в Лондоне:

«трюкач» – живущий подаянием уличный артист любого жанра;

«скулежник» – откровенный проситель милостыни;

«козырной» – помогающий собирать деньги напарник;

«пономарь» – уличный певец;

«топотун» – уличный танцор;

«мордолов» – уличный фотограф;

«лучник» – сторож оставленных автомобилей;

«гик» – мнимый покупатель, сообщник продающего всякую ерунду разносчика («джека-дешевки»);

«шило» – сыщик, следователь;

«толстопятый» – полицейский;

«надувала» – цыган;

«торба» – бродяга;

«джуди»[128] – женщина;

«крап» – денежное подаяние;

«фанка» – лаванда либо иное ароматическое средство в пакетике;

«бухальня» – пивная, кабак;

«брехня» – лицензия уличного лоточника;

«кип» – всякое место для сна либо ночлежка;

«коптильня» – Лондон;

«торчок», или «волдырь», – временный приют для бродяг;

«тутыш» – полкроны (2,5 шиллинга);

«динер», или «бычок», – шиллинг;

«черешок» – шестипенсовик (0,5 шиллинга);

«пустяшки» – мелкие монеты, медяки;

«барабан» – походный жестяной котелок;

«кочерыжки» – суп;

«трещотка» – вошь;

«голяк» – табак из окурков;

«колышек», или «прут», – воровской лом, отмычка;

«поскребыш» – сейф;

«шипелка» – воровская ацетиленовая паяльная лампа;

«горланить» – глотать, пить;

«сбить» – украсть;

«шкиперить» – спать под открытым небом.

Почти половина этих слов найдется в больших словарях. Здесь интересно угадать происхождение, хотя кое-что – скажем, «тутыш» или «фанка», – необъяснимо. «Динер», вероятно, от римско-библейского «динария». «Лучник» и соответственный глагол «лучить» – то ли от внимательно светящего «луча», то ли от старинного «лучник – стрелок из лука», хотя это очевидный пример появления нового слова, так как «лучник – сторож машин» вряд ли старше самого автомобиля. Любопытное словечко «гик», очевидно, в некой связи с лошадью, понукаемой гиком, гиканьем. Происхождение «скривера» загадочно: по логике должно бы восходить к латинскому «scribo» (царапать грифелем, писать), однако ничего подобного в английском языке за последние полтораста лет не появилось; нельзя предположить и прямого заимствования от французов, у которых вообще нет ремесла скриверов. «Джуди» и «горланить» характерно для чисто ист-эндского жаргона: к западу от Тауэр-бридж этих слов не услышишь. «Коптильней» называют Лондон только бродяги. «Кип» пришло из Дании, вытеснив прежнее, ныне совершенно устаревшее «дрых».

Речь и жаргон лондонцев очень быстро обновляются. Описанный Диккенсом и Сартисом[129] старый лондонский диалект – с типичной, например, заменой «уэ» на «вэ», а «вэ» на «уэ» – исчез бесследно. Акцент кокни, сложившийся, насколько известно, в сороковые годы прошлого века (впервые литературно зафиксирован повестью американца Германа Мелвилла «Белый бушлат»), тоже уже переменился; сегодня мало кто скажет «райс» вместо «рейс» или «ноус» вместо «нос», что еще прочно держалось двадцать лет назад. Наряду с произношением меняется сам жаргон. В начале века Лондон буквально помешался на «рифмующем жаргоне» – всё переименовывалось стихотворными созвучиями: «нога» звучала как «скрипучая дуга», «красотка» как «под ветром лодка» и так далее. Прием был столь распространен, что попал даже на страницы романов; теперь же увлечение почти забыто.[130] Возможно, и все приведенные мною жаргонные слова лет через двадцать исчезнут.

Ругательства также меняются – во всяком случае, следуют моде. Например, пару десятилетий назад разговору лондонского рабочего люда постоянно сопутствовал эпитет «драный». Но, хотя литераторы по-прежнему характеризуют им сугубо пролетарскую лексику, пролетарии его давно оставили. «Драный» сегодня у лондонцев (в отличие от уроженцев Шотландии или Ирландии) употребляется лишь людьми более-менее культурными. Слово явно продвинулось по социальной лестнице; вместо него ходячим, всюду прицепляемым определением стал «е…й». Несомненно, и «е…й» со временем поднимется, проникнет в светские салоны, а в массах заменится чем-то другим.