Дорога неровная

И это было началом того пути, по которому потом Александра зашагала. Интересно, если бы она поехала туда, оказался бы там Виталий или нет? И как сложилась бы ее судьба, если бы он туда не приехал? Но, наверное, это было тоже отклонением, и неведомый ангел-хранитель побоялся, что Шура выберет именно тот путь, потому директор техникума и сказал ей о вызове в Свердловск именно во время последнего, окончательного распределения. А Виталий, который был в ссоре с матерью, все же решился наведаться на родину, и, приехав, помирился с Валерьяновной. Вскоре он с ней снова поссорился, пожалев, что приехал домой, но тогда случилось именно так.

И почему Александра, в конце концов, уехала в Приволжск? Было много предложений по обмену квартирами в города Урала, причем, сразу же с устройством на работу. Но тогда она бы осталась полиграфистом, может быть, была сейчас директором какой-либо городской типографии, но не тем, кем стала. Ее словно кто-то задерживал перед отъездом из Тавды, но она уехала именно в Приволжск, где стала и несчастной, и невероятно счастливой. Да, и впрямь, всю жизнь Александра стоит на перепутье двух дорог…

— Мама, а помнишь часы, которые мы тебе с Виталькой подарили на день рождения? Знаешь, после твоей смерти они остановились, а вновь пошли, когда я поступила в университет на факультет журналистики. Они висели на стене, и Виталька, проходя мимо, просто так толкнул маятник, и часы не остановились, пока я не окончила университет.

— Это я тебе знак подала, что ты все делаешь правильно. И потом, я очень хотела, чтобы ты стала журналистом.

— Но тогда, почему ты снилась мне каждую ночь перед отъездом из Тавды, ведь предрекала неприятность, я же помню. По судьбе мне надо было ехать, а ты будто говорила: не уезжай! Я верила и не верила твоим словам. Знаешь, как я боялась уезжать!

— Извини, доченька, страшно мне было оставаться одной в Тавде, в могиле, за которой-то и присматривать было бы некому.

— Мама, сама же ты говорила, что могила — ничто, просто место поклонения, а душа может витать где угодно.

— И все-таки души привязаны к месту захоронения. Живые приходят на могилы, печалятся и тем помогают нам, душам, держать ответ перед Богом. Ваша печаль и молитвы — это заступничество за нас, грешных. Вы вспоминаете о нас, и нам становится легче. И я рада, что ты нечасто, но все же приезжаешь на наши могилы. Ты не чувствуешь, не видишь нас, но и мы с отцом прилетаем на свидание с тобой. Жаль, что Витя не бывает, и Лида — тоже. А вообще, «каждый человек носит в глубине своего „я“ маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил».

Смирнов, подтверждая, кивнул, а Геннадий заступился за старшую сестру:

— У нее в Новороссийске сейчас тоже есть могила, мам, ты же знаешь! Эй, Семен!

Из тумана выступил Семен Дольцев, тоже молодой и красивый. Слегка покосился на Геннадия — живыми они враждовали, но сейчас, похоже, почти примирились. Александре молча приветственно кивнул, но она не обиделась — Семен всегда был молчуном.

— А бабушка Лукерья где? — поинтересовалась Александра.

— Сказать? — развеселился Геннадий. — Мам, сказать?

— Скажи, — разрешила Павла Федоровна.

— Да это ты сама! Недаром же бабушка звала тебя настырной кержачкой, ее душа стала тобой! — весело провозгласил Геннадий.

— Ой, — испугалась Александра. — Я не хочу злобствовать!

— А тебе это и не дано. Ты — искупление греха нашей дражайшей прабабки. Ее проклятие — наше одиночество и разрозненность рода. Сама же видишь — там, у вас, все живем порознь, не дружим. И все мы остаемся одинокими. У Вити Дуся умерла, у Лиды — Семен. Ты разошлась с Виталькой. Да и я, хоть и жил с Полиной, а любил все же Таиску, считай, тоже одинокий был. Лукерья опамятовалась, когда прокляла деда Федора и весь его род до седьмого колена, вот и выпросилась в ваш мир, стала тобой, потому ты и стремишься всех нас собрать воедино, подружить. Мы и здесь жили порознь, пока ты не поняла, в чем заключается проклятие прабабки — в нашей разрозненности. Ты там думаешь о том, как всех примирить, а мы здесь начали стремиться друг к другу. Видишь, я с Семёном помирился.

Да, Александра именно так и хотела — всех примирить, объединить. Но не получалось. Тетушки принимали Лиду, но не желали видеть Виктора и Александру. Зоя Егоровна, похоже, ненавидела всех детей Павлы Федоровны, кроме Лиды. Правда, помогала Геннадию обустроить личную жизнь, но делала это с нотациями и попреками. Нет, не удалось Александре объединить свой род!

— Брось заниматься самобичеванием, Пигалица, — прекратил размышления Александры Геннадий, — ты, считай, выполнила свою задачу. Видишь, сколько нас здесь? Ты ставишь свечи за упокой наших душ и тем объединяешь нас. У тебя не получается помирить всех в своем мире, но это происходит в нашем мире. Здесь нас столько, что можно целый поселок построить, если бы нам были нужны дома.

— Небесный поселок… — пробормотала Александра. И спросила: — Что, и Валерьяновна здесь?