Дорога неровная

Конечно, Александра помнила. Павлу пришла повестка явиться на призывной пункт, и она, обезумев от беспокойства за него, металась по даче, жгла громадный костер, призывала души всех умерших родственников и, чуть не плача, просила их помочь. И впрямь громко и зло заявила, что если Валерьяновна по своей злобной и вредной натуре навредит внуку, и того отправят в Чечню — там шла вторая война — то она найдет Валерьяновну на том свете и завернет ей голову назад носом. Потом опамятовалась, засмеялась даже: чего чудит, какие души, как они могут помочь или навредить? Но, оказывается, они есть, вот они — рядом с ней.

— Забавно было слышать, как ты заявила, да грозно так: «Смотри, попробуй что-нибудь сделать, я тебе задам, ты меня знаешь!» — не мог избавиться от смеха Анатолий. — Впрочем, мы собрали свой консилиум и предупредили мамашу, чтобы она не смела, как в день своей смерти, насылать на тебя всякую ерунду. А то ты из-за нее чуть без глаз не осталась.

Да, такое с Александрой чуть не случилось: она открывала бутылку с нашатырным спиртом, и едва открыла, как скопившиеся в ней газы, плеснули едкую жидкость Александре в лицо. Хорошо, что быстро попала в больницу, а то и впрямь осталась бы без глаз. И случилось это, как потом оказалось, в день смерти Валерьяновны, ее, в то время уже отставной, свекрови. Александра не стала продолжать разговор о том жутком событии.

— Я часто жгу костер и приговариваю: прилетайте, грейтесь, — призналась, — Что, и в самом деле, прилетаете?

— А то! Я так — очень часто, особенно, когда ты вино свое на дачу приносишь. Вкусное, небось? — Анатолий облизнулся. — Ты бы и нам наливала тоже.

— Нахал, и за мной подглядываешь? — возмутилась Александра, смутившись, что работает на даче практически раздетой — за густой сиренью с улицы не видно, что она в одних плавках.

— А то! — и отскочил в сторону, потому что Александра размахнулась, чтобы влепить Анатолию пощечину: она представила, как деверь рассматривает ее со всех сторон, и, может быть, прикасается, кто их знает, этих зомби, что они могут, ведь иногда, притомившись, ложится отдыхать и засыпает.

Александра присела на траву рядом с Павлой Федоровной, поинтересовалась:

— А где бабушка?

Ответил Геннадий:

— Хозяйничает где-то, все за нами ухаживает, колготится, как и на вашем свете.

— Мама, а я письмо бабушки нашла, в котором она просилась к нам. Я весь твой архив разобрала, он мне здорово помог, — похвасталась Александра.

— Спасибо, дочка, я знала, что ты так и сделаешь, — улыбнулась мать. — Бабушка теперь с нами живет.

— Здорово! — обрадовалась Александра. — Кстати, мама, а Максим Егорыч рассказал тебе, как он погиб?

— Рассказал, впрочем, можешь сама у него спросить, тебе ведь хочется узнать? Вон мастерит что-то, и здесь он — мастер золотые руки.

Александра подошла к Дружникову, который плел какую-то корзинку. Присела рядом, смотрела, как ловкие руки гнули и сплетали камышовые стебли. Оба молчали. Наконец, Дружников сказал:

— Ты молодец, фамилию мою не посрамила, хоть ты и не настоящая Дружникова. Знаешь, я неплохо воевал, за меня никому стыдно бы не было. А погиб я просто. Мы ту деревню, Чернушку, несколько раз брали… Я не знаю, где это, знаю, что на Калининском фронте на Ржевском направлении.

И Александра увидела, как в кино, тот бой. Последний бой сержанта Дружникова…

— Дружников! — усталый не молодой лейтенант приказал: — Твое отделение идет левым краем этой, мать-перемать, туды-сюды, Чернушку… Бога, архангелов… — он всласть, с наслаждением выругал деревню, возле которой они топчутся уже трое суток, и никак не могут одолеть немцев. Впрочем, те, хоть и с автоматами, тоже не могли сбить заслон на своем пути.

Лейтенант совсем не понимал, почему приказано держаться за эти деревню (вокруг одни болота) хоть зубами, но не отходить, правда, думал, что их батальон просто оттягивает на себя вражеские силы, но от этой догадки не легче — люди гибли, а помощи не было. И он был недалек от истины: Чернушка маленькая, она не на всякой карте есть, но важна тем, что через нее лежит единственная дорога к большой дороге за лесом, а вокруг — болота. И там, в лесу, готовилось наступление.

Уже давно прервана связь с полком. Казалось, он со своими солдатами остался один на один с многочисленным врагом, единственный командир в батальоне, но отступать не мог: не было приказа, да и просто не хотел уступить врагу этот маленький кусочек родной земли, за который головы сложил почти весь личный состав батальона. Пять раз деревня переходила из рук в руки, и вот советские солдаты пойдут в атаку, чтобы в шестой раз отбить ее у немцев: едва стемнело до них добрался офицер связи и передал приказ завязать бой, и тогда подоспеет помощь. А потом батальон на броне танков пойдет в наступление.

Дружников скомандовал:

— За мной! — и, даже не оглядываясь, побежал вперед. За ним еле поспевали с винтовками наперевес Кожевников, Анищенко, Ермаков, Панов — все, кто остался в живых от его отделения.