Читаем Дорога неровная полностью

Но не зря говорят на Руси: не буди лихо, пока оно тихо. Лихо росло не по дням, а по часам. Имя тому лиху - белогвардейско-эсеровский «Сибирский крестьянский союз», организация обширная, контрреволюционно настроенная, потому что возглавляли её бывшие офицеры-колчаковцы, причём большинство из них занимало важные посты в советских учреждениях - не хватало молодой республике Советов умных, образованных людей. «Союз» имел центры в Сибирских губерниях, в уездных и волостных городах - комитеты, рядовые члены организации были разбиты на «десятки» в городах и «пятёрки» - в сёлах.

Члены «Союза» проводили подрывную агитационную работу, направленную на то, чтобы взбунтовался вольный сибирский крестьянин, показал свой настырный нрав. А уж если схватится сибиряк за вилы, то обязательно пустит их в дело, и тогда… Но весна и летняя продразвёрстка не подстрекнули к желанному крестьянскому бунту: волнения в Ишимском уезде не переросли в мощное восстание, поэтому «Союз», не прекращая подрывной работы в крестьянской среде, затаился в ожидании удобного момента для провокации спонтанных вспышек сопротивления советской власти, которые можно было бы раздуть до общего выступления.

Об этом думал под хруст снега Тимофей Доливо, работник Ишимского уездного статбюро. Он закутался в большую медвежью полость так, что только нос торчал наружу - январь ярился Рождественским морозом.

- Эй, милейший, скоро ли Прокуткино? - крикнул Доливо в спину возницы.

Тот, не оборачиваясь, ответил:

- Да час поди-ка будет, как доедем…

- А что, милейший, продотрядники очень суровы? - осведомился Доливо, прекрасно зная, что 6 января до всех уездов доведено новое задание - семенная продразвёрстка. Цель - собрать воедино семенной фонд, чтобы остался он в целости и сохранности до весны, чтобы не случилось как в прошлый год: иным крестьянам и сеять было нечего. А то, что некоторые особо ретивые уполномоченные продкомитетов с помощью бойцов продотрядов выгребли весной вместе с излишками хлеба - излишков-то в весеннюю пору как раз и нет - и семена, об этом словно никто и не догадывался. И уж вовсе никто не думал, что порой делалось это намеренно, чтобы возмутить крестьян.

Конечно, в новой идее был определенный смысл, ведь и в самом деле есть и нерадивые хозяева. Однако любит русский человек крайности, берется порой в тупом усердии гнуть сухую палку, а она - ломается. Так случилось и зимой 1921 года.

Семенное зерно стали свозить на волостные и уездные пункты, где не было складских помещений, и зерно зачастую сваливали под открытым небом, и гнил да мок хлебушко, гибла надежда на новый обильный урожай. Чтобы спасти семена, продотрядникам под видом семенного зерна отдавали едовое, и оно тоже сыпалось в общую кучу, смешиваясь с семенным…

Доливо знал, что в некоторых волостях зерно сейчас губилось сознательно, как весной прошлого года сознательным завышением продразвёрстки его люди провоцировали крестьян на мятеж. Готовился новый голодный год и крестьянский бунт.

- Ох, товарищ хороший, - откликнулся горестно возчик на вопрос Доливо, - совсем продотрядники замучили. Это надо же: отдай им семенной хлебушко! Да у нас в Сорокино, к примеру, и амбаров таких нет, чтобы хранить всё зерно. Свезли к волисполкому, свалили во дворе, обещались отправить в Тюмень, там, говорят, пристанские пакгаузы пустуют. Хоть пакгауз и не амбар, а всё ж таки справное помещение, не голый двор. Уж неделя прошла, а зерно лежит, мокнет да мёрзнет под снегом. Прямо беда! Уж хоть бы вы, товарищ хороший, кому в уезде об этом безобразии сказали!

- А что, никто против этого безобразия и не возмущается?

- Да как - не возмущаются? Вон, сказывают, в Новотравном бабы взбунтовались, известное дело, дитёв кормить будет нечем, коли не посеяться весной. Бабы за дитёв кому угодно башку оторвут. Вот и оторвали милиционеру тамошнему, когда он сдуру стрельнул из нагана да каку-то бабу подстрелил… Словно взбесились бабы, да и то их понять надо - ребяты будут голодать, легко ли матери на то смотреть.

Доливо об этом знал. Уж кому, как ни ему, руководителю ишимской организации «Сибирского крестьянского союза» о том не знать! Это по его указанию провоцируются женщины на бунт. И милиционер в Сорокино действовал согласно его, Доливо, указаниям, да перестарался малость, не принял во внимание женскую неуправляемость. Вот и в Новых Локтях женщины поступили по-своему: распустили старый сельсовет, избрали женсовет и направили делегатов в Ишим, чтобы рассказать уездному начальству о творимых продотрядниками безобразиях. Не приведи Господи, дойдут до «чека», а там разговор суровый - виноват в издевательствах над трудовым крестьянством? К стенке контру!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары / Публицистика
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Дикое поле
Дикое поле

Первая половина XVII века, Россия. Наконец-то минули долгие годы страшного лихолетья — нашествия иноземцев, царствование Лжедмитрия, междоусобицы, мор, голод, непосильные войны, — но по-прежнему неспокойно на рубежах государства. На западе снова поднимают голову поляки, с юга подпирают коварные турки, не дают покоя татарские набеги. Самые светлые и дальновидные российские головы понимают: не только мощью войска, не одной лишь доблестью ратников можно противостоять врагу — но и хитростью тайных осведомителей, ловкостью разведчиков, отчаянной смелостью лазутчиков, которым суждено стать глазами и ушами Державы. Автор историко-приключенческого романа «Дикое поле» в увлекательной, захватывающей, романтичной манере излагает собственную версию истории зарождения и становления российской разведки, ее напряженного, острого, а порой и смертельно опасного противоборства с гораздо более опытной и коварной шпионской организацией католического Рима.

Василий Веденеев , Василий Владимирович Веденеев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза