Дорога особого значения

Конечно, бывший санаторий охранялся, тут и там можно было видеть вооруженных солдат, но все же здесь было гораздо лучше, чем в тюрьме. Тем более что в санатории, помимо самого Звягина, находились и другие люди — похоже, бывшие старшие офицеры Красной армии, как и сам Звягин. Все они были в советской форме — правда, без знаков различия, как и сам Звягин (первое, что сделали немцы, взяв в плен Звягина, — это сняли с его одежды все знаки различия). Скорее всего они так же, как и Звягин, добровольно сдались в плен, а может, оказались здесь по каким-то другим причинам. Их было немного, человек десять, не больше. Но все равно и бывший санаторий вместо концлагеря, и эти десять человек — все это приободрило Звягина и вселило в него определенные надежды: коль его не бросили в концлагерь и не расстреляли, а наоборот — поместили в бывший санаторий, значит, у немцев на него имеются какие-то планы относительно дальнейшего сотрудничества. Что ж, и хорошо. В конце концов, именно ради этого он и сдался в плен.

С другими бывшими офицерами Звягин близко сходиться не стал, да и они не горели желанием завести с ним знакомство. Они лишь искоса на него взглянули, двое или трое из них криво усмехнулись — вот и все, можно сказать, знакомство.

Что ж, и это было хорошо. Зачем они были нужны Звягину? Он ждал, когда его вызовут, хотя понятия не имел, куда его должны вызвать, с кем ему придется общаться и на какие темы. Но в том, что такое общение рано или поздно состоится, Звягин не сомневался. А иначе для чего его поместили в бывший санаторий?

И он оказался прав. Однажды утром, спустя примерно неделю после того, как Звягин был помещен в бывший санаторий, за ним явились два вооруженных солдата и знаками велели следовать за ними. Звягин, хотя и ожидал этого, все же заволновался. Куда его сейчас отведут? Что ему ждать? В растерянности он взял полушубок, намереваясь его надеть, но солдаты знаками показали, что в этом нет надобности. И это Звягина изрядно приободрило. Коль не нужен полушубок, значит, его не собираются отправлять куда-то далеко: возможно, его не будут даже выводить из здания.

Так и случилось. Звягина всего лишь отвели в другое крыло санатория и ввели в просторный кабинет с двумя столами, несколькими стульями, диваном, больничным шкафом и большим металлическим сейфом в углу. В кабинете находились двое в немецкой военной форме. Они взглянули на застывшего у дверей Звягина: тот, что был постарше, посмотрел с холодной суровостью, а помладше — с ироничным прищуром. Во всяком случае, Звягину именно так показалось.

— Прошу, — произнес младший на русском языке, обращаясь к Звягину. — Проходите, присаживайтесь. Заодно позвольте отрекомендоваться. Мы с коллегой — из абвера. Если вам известно, это военная разведка.

— Да, я знаю, — ответил Звягин хриплым голосом.

— Отлично. — Собеседник едва заметно усмехнулся, отчего ироничный прищур его глаз стал еще заметнее. — Мы с коллегой неплохо говорим по-русски, так что никаких проблем в плане взаимопонимания в этом смысле быть не должно. Называйте меня герром Штеле, а моего коллегу герром Эрлихом.

— Хорошо, — сказал Звягин.

— А теперь представьтесь вы. — Штеле опять улыбнулся.

— Николай Звягин, полковник, командир дивизии, — хриплым от волнения голосом сказал Звягин.

— А вот волноваться не стоит. — Улыбка просто-таки не сходила с губ Штеле. — Как говорят французы, для вареного рака все самое страшное уже позади.

— Что-то похожее говорят и у нас, — откашлялся Звягин.

— Ну, вот видите! — Штеле даже прихлопнул в ладоши от таких слов Звягина. — А еще у вас говорят — все мы люди, все мы человеки. Ведь говорят же?

— Да, — коротко ответил Звягин.

— Прекрасно! — воскликнул Штеле. — Это означает, что мы с вами сможем понять друг друга и выстроить наши отношения к обоюдной пользе.

— Да, конечно, — осторожно согласился Звягин.

— Итак, вы добровольно сдались в плен немецким войскам… — сказал Штеле.

— Именно так, — кивнул Звягин.

— Отлично! — энергично произнес Штеле. — Но вот вопрос: а почему так поздно? Почему не в сорок первом или, скажем, сорок втором году?

— В сорок первом и сорок втором году я не был на фронте, — сказал Звягин. — Я был в резерве. В глубоком тылу, на Урале.

— Понятно, — кивнул Штеле и опять иронично прищурился. — Скажите, а если бы вы в это время были на фронте, то сдались бы?

— Да, — ответил Звягин.

— И что тому причиной? — спросил Штеле.

— Причиной? — переспросил Звягин. Постепенно растерянность проходила, он стал себя чувствовать увереннее. — Да есть причины…

— А именно? — вмешался в разговор второй собеседник — герр Эрлих, и Звягин даже вздрогнул от неожиданности.

— Терпеть их не могу! — сказал Звягин. — Ни их колхозы, ни их пятилетки, ни их лозунги.

— Что же, наши лозунги вам милее? — улыбнулся Штеле. — Чем же?

На это Звягин не нашелся что ответить и лишь передернул плечами.

— Ну, хорошо, — миролюбиво произнес Штеле. — Просто будем считать, что вы сдались в плен по идеологическим причинам. Я прав?

— Именно так, — кивнул Звягин.