Дорога особого значения

— Да, но как вам это удалось? — все тем же миролюбивым тоном поинтересовался Штеле. — Все-таки вы командир дивизии. Так сказать, персона на виду… Неужто у вас все так просто? Захотел командир дивизии сдаться в плен — и вот он уже в плену! Так как же все получилось на самом деле? Расскажите подробнее о вашем пленении.

Не нравился Звягину этот миролюбивый тон, ох как не нравился. Чувствовалось, что кроется в этом нарочитом миролюбивом тоне нечто другое — коварное, хищное, смертельно жестокое. Это было миролюбие змеи, готовой в любой момент броситься в смертельную атаку и ужалить. Но куда было Звягину деваться? Выбирать собеседников не приходилось, и уклониться от ответа на вопрос он также не мог. И потому он рассказал обо всем, что произошло: и о ночном неудачном бое, когда вся его дивизия угодила в огневой мешок, и об убийстве своего адъютанта, и об убийстве Кати тоже…

Эрлих и Штеле слушали, не перебивая, они лишь изредка переглядывались между собой.

— Вы закончили? — спросил Штеле, когда Звягин умолк.

— Да, — сказал Звягин.

— Что ж. — Штеле встал из-за стола и прошелся по кабинету. — Что ж… Подведем некоторые итоги. Итак, вы говорите, что сдались в плен по идеологическим соображениям.

— Да, конечно, — поспешно подтвердил Звягин.

— Однако то, что вы нам рассказали об обстоятельствах вашего пленения… — Штеле помолчал, выдерживая паузу. — Скажем честно, мы с коллегой вам не поверили.

— Почему? — испуганно спросил Звягин.

— Потому что вы лжете! — неожиданно резко произнес Штеле.

Вот он, бросок змеи! Штеле, сделав стремительное движение, резко уселся напротив Звягина и уставился ему в глаза. В этих глазах не было уже никакой добродушной иронии, только злоба.

— Вы нам лжете! — повторил Штеле. — Почему вы лжете? Со страху? Из желания перед нами выслужиться? Набить себе цену? Или, может быть, из-за того, что вы — совсем не тот, за кого хотите себя выдать? Так кто же вы? Отвечать!

— Я говорю правду… — растерянно вымолвил Звягин.

— Значит, правду? — спросил на этот раз Эрлих. — И в чем же она, ваша правда?

— Я сдался добровольно! — с нотками истерики в голосе выкрикнул Звягин.

— Вы сдались нам потому, что оказались в безвыходном положении! — с мрачной жесткостью произнес Эрлих. — Вы погубили дивизию, которой командовали. Безусловно, за это вам пришлось бы отвечать. Вы испугались понести наказание, оттого и решили сдаться. Я все правильно сказал? Или, может, вы желаете возразить?

На это Звягин ничего не ответил. Он испуганно и подавленно молчал. Он считал, что теперь все для него пропало. Раскусили его немцы, разоблачили. Вот как быстро и ловко это у них получилось. Не нужен он немцам. Все, наверно, кончено.

— Я могу быть вам полезен, — наконец хриплым голосом сказал он. — Я много чего знаю… Могу вам рассказать…

— Это само собой. — Штеле с нарочитой ленцой потянулся и даже зевнул. — Но чтобы заслужить доверие Германии, этого мало. Таких, как вы, у нас хватает и без вас. Вы сейчас обыкновенный пленный. Обычно таких после допроса расстреливают по законам военного времени. Вот и вся ваша ценность.

— Я могу и больше! — торопливо произнес Звягин. — Я многое могу!

— Неужели? — В голосе Штеле опять послышалась ирония. — И что же именно вы можете?

— Есть у меня соображения! — все так же торопливо сказал Звягин. — И не просто соображения, а предложения, которые можно реализовать! Да-да! И притом легко! Надо лишь подготовиться… Это именно то, чего Советы опасаются, боятся. Очень боятся! Вот я сейчас вам расскажу…

— Не надо, — поднял руку Эрлих. — Сейчас не надо. Расскажете завтра. Все хорошо обдумаете и расскажете. Вы поняли?

— Да-да, конечно…

— Зав-тра! — по слогам произнес Штеле. — Во всех подробностях. И очень хотелось бы, чтобы это были дельные предложения, которые пойдут на пользу Германии. И если они будут такими, то, как говорят у вас, за нами не заржавеет. А нет — извиняйте.

— Да, я понимаю! — торопливо согласился Звягин.

Штеле позвал солдат, и Звягина увели. После ухода Звягина Эрлих и Штеле какое-то время молчали, а затем Эрлих спросил по-немецки:

— Ты думаешь, от этой мокрицы может быть какой-то толк?

— Черт его знает! — также по-немецки ответил Штеле. — Иногда они в надежде сохранить жизнь действительно выдают ценные идеи. Может, это как раз и есть такой случай? Все-таки полковник… Чему-то его учили, что-то он знает… Подождем до завтра.

Глава 4

Всю ночь Звягин не спал. Какой уж тут сон? Он лихорадочно думал. И, главное, ему было о чем размышлять. Днем в разговоре со Штеле и Эрлихом он не солгал. У него действительно была идея, которая, по его мнению, могла заинтересовать немцев. И тут было главное — как преподнести ее? В каком виде?

Еще будучи в глубоком тылу, да и потом, на фронте, Звягин слышал такое слово — «Транссиб». Да что там слышал, он прекрасно знал, что оно значит. Именно по этой железнодорожной магистрали шли на фронт значимые грузы: и оружие, и продовольствие, и живая сила. Не будь Транссиба, возможно, не было бы и успехов на фронте. Потому что как еще доставлять грузы на фронт?