Дорога отчаянья

- Там могут быть вооруженные люди, - не унимался комендант.

- Петя, друг мой, так ведь он не один пойдет. Приставим двух человек из бригады, чтобы краем глаза следили. Но нам нужно попасть в институт и арсенал. Очень нужно. Верь мне.

Спустя секунду из кабинета раздался злобный рык коменданта. Звали следующего претендента. Очередь чуть-чуть продвинулась.

Еще на один шаг ближе к намеченной цели. Я чувствовал себя почти счастливым, ликовал, праздновал победу, не показывая на лице ничего, не давая окружающим ни намека на то, что творится у меня внутри. Снаружи только маска, серая, безликая, полная отвращения к коменданту и горечи от того, что мне, как и большинству, не повезло.

Я шел и вспоминал мир, какой он был. Чистое небо над головой, такое бесконечное, голубое, местами тронутое белыми перьями облаков. Где-то высоко-высоко парят птицы, ловя своими маленькими клювиками насекомых. Деревья, с раскидистыми кронами, отбрасывают вытянутые тени на лужайку перед домом. Ветер играет с листьями, создавая причудливую мелодию. Абсолютно нелепую, но такую умиротворяющую, что не хочется вставать с  мягкой травы. По соломинке ползет муравей, дойдя до ее конца, останавливается в недоумении, почему дальше ничего нет. Я улыбаюсь. Но сразу же тяжким грузом на меня наваливается тоска. Где теперь все это? Что там, наверху? Будет ли как раньше?

Будет, непременно будет, только сначала планете нужно избавиться окончательно от гнойникового нароста – этого глупого, бездумного, никчемного человечества, которое только и делает, что уничтожает все вокруг, включая самих себя. Там, на поверхности, творится, наверное, сущий ад. Даже представить сложно. Те редкие книги, чаще всего фантастические, что читал в детстве, рассказывали о какой-то ядерной зиме, резком понижении температуры и глобальном изменении флоры и фауны. Было страшно интересно… Нет, не так, было и страшно и интересно все увидеть своими глазами, посмотреть, что сделали мы, люди, с так горячо любимым миром, с самими собой. Это как первое знакомство с огнем, хочется потрогать пальчиками, повертеть в руках, попробовать на вкус, но нельзя – опасно, больно, смертельно.

Я вернулся к себе в жилой отсек.

Сколько нам отмерила жизнь, сколько дней судьбой предначертано слышать удары собственного сердца? К чему эти линии на ладонях? Разве они знали, что может произойти нечто подобное? Можно ли им верить… Я смотрю на свои руки. Линия жизни практически дотрагивается запястья. Долгожитель. А хочется ли теперь... Мы променяли жизнь при ярком солнце на существование под тусклой лампочкой на низком своде потолка, каждый день молясь о том, чтобы не вышла из строя дизельная электростанция. Питаемся консервами, одними и теми же, следя, чтобы кто-то не съел больше. Каждую ночь ворочаемся в кровати, слушая храп десятка соседей и мечтая засунуть грязный носок поглубже в глотку, чтобы те уже никогда не проснулись. У нас по-прежнему есть секреты и тайны, которыми не делимся с другими, даже во имя спасения. Торгуемся, крадем, отнимаем, прячем… Ничего святого. Мы думали, что Катастрофа нас объединит, на деле же только взрастили еще больше ненависть друг к другу. Сколько сейчас стоит жизнь? Какой сегодня курс?.

Глава 4. ВНЕШНЯЯ ГРУППА.

Послышались шаги. Загорелся свет. Команда «Подъем».

Открываю глаза…

Жилой отсек убежища. Снова. А так хотелось чуда… Видимо наши создатели совсем разочаровались в своих творениях, устали спасать, махнули рукой и ушли. Навсегда. А мы доживем свой век под светом лучины в керосиновой лампе, скитаясь по подземельям, и исчезнем с лица Земли, растворимся во мраке. Человечество шло долгой дорогой, тяжелой, местами опасной, и вот, спустя тысячелетия вернулось туда, откуда вышло – к пещерам. Закат. Заключительный виток истории.

Отовсюду раздавался скрип кроватей, как всегда недовольные ворчливые возгласы, шорох тапочек и шлепки босых ног. На многих из нас по-прежнему были больничные пижамы, которые уже достаточно испачкались, ведь первые два дня мы приводили убежище в порядок: мыли, убирали, чистили. Но постирать свою одежду никак не удавалось: не было ни времени, ни средств, даже обычное мыло в дефиците, его берегли.

Утро как утро. Такое же, как и раньше. Встать, умыться, одеться, построиться. Потом завтрак, и новая работа. Военные быстро пришли в себя. Тяжелые вздохи и отсутствующий взгляд куда-то делись, спрятались, затаились, всем чувствам приказано исчезнуть, не время сейчас для слез. Жизнь не закончилась, просто перешла в новую стадию, на запасную дорогу, где раньше был проезд запрещен. Очень опасно, но идти можно, если быть предельно осторожным.

Завтрак проходил в несколько смен, так как помещение столовой вмещало только сорок человек. Чай, сухие галеты и шпротный паштет. Этого достаточно, чтобы желудок на какое-то время прекратил недовольно урчать. Я, Андрей и еще два парня с нашего отсека сидели за столом и ждали, когда нам принесут наши порции.