Дорога отчаянья

- Хм… - задумался я. – А чего ты тогда меня разбудил? Нам же разрешили отдыхать.

- Тебя комендант зовет.

- Ах, вот оно в чем дело. Точно! – я машинально легонько ударил ладонью по лбу. – Совсем забыл.

- Что забыл?

- Да какую-ту бумажку надо было в гражданский сектор отнести, а я заснул.

Андрей подозрительно на меня посмотрел, но ничего не сказал. Видимо, не убедительно я сыграл. Но лучше так, чем правду, обещал же.

Через пять минут я уже стоял перед дверью коменданта. Постучав, открыл дверь и вошел внутрь.

- Разрешите?

- Заходи. И дверь закрой на замок, чтобы нам никто не мешал.

Петр Иванович сидел за столом и что-то записывал в свой блокнот. В комнате было тихо и мрачно. Света от старой керосиновой лампы хватало только, чтобы вырвать из темноты рабочее место коменданта да его посетителя. Все остальное скрывалось за широкой и плотной ширмой мрака. Казалось, что кроме этого небольшого светлого пятна, разлитого вокруг стола, ничего не существует, будто кусок комнаты оторван от реальности и находится в другом мире, волшебном и загадочном. Комендант мне сейчас представлялся каким-то старым, уставшим старцем, который в книге жизни вершит чью-то судьбу.

- Я специально не включаю верхний свет, - предугадав мой вопрос, ответил Петр Иванович голосом вкрадчивым, спокойным, с легким и приятным оттенком хрипоты. – Что у нас осталось от прошлой жизни? В основном воспоминания, у кого-то меньше, у кого-то больше. Печальные или веселые, приятные или те, о которых ни при каких обстоятельствах не хочется думать. Но в любом случае, они есть, и сейчас, благодаря им, мы еще держимся, остаемся теми, кто мы есть. Впитав в себя только страх, ужас и отчаянье мы канем в небытие, исчезнем с лица земли, потому что нам не за чем будет жить. А лампа… - комендант на мгновение замолчал. Снял с носа очки и положил их на стол. Потер глаза. Печально вздохнул. - Это тоже воспоминание, из детства, когда еще жили мои бабушка и дедушка. Под этот неяркий, спокойный, умиротворяющий свет я засыпал, слушая добрые сказки о путешествиях, волшебных государствах и сказочных героях. Еще тогда я верил, что жизнь именно такая, как описывают ее авторы детских книг.

Я тихо стоял и боялся пошевелиться. Такого Петра Ивановича я видел впервые. Он всю жизнь боролся, к чему-то стремился, верил, что, выйдя на пенсию, получит долгожданный отдых, попадет в окружение тепла и заботы. Но порою Великий Случай вносит определенные коррективы в судьбы людей, разрушая любые надежды и мечты. Вместо спокойной, тихой старости Петр Иванович получил разрушенный до основания, безумный мир, на который, быть может, и стоило бы махнуть рукой, но комендант не мог, не такой он человек.

Минута слабости. Мгновения безволия. Тонкая материя души выставлена случайно напоказ. Ранимая, нежная, человечная… У всех она есть, наверное. Только мы боимся показывать ее, обнажать перед всеми. Прячем этот маленький, несмелый огонек глубоко-глубоко в себе, закрыв на тысячи замков и выстроив вокруг сотни стен. Мы создаем прочный панцирь из жестокости, ненависти, лицемерия… Любая грязь сойдет, любой зловонный запах будет впору, лишь бы люди сторонились и не трогали нас, не задули, не растоптали огонек своими тяжелыми сапогами. Мы хотим сохранить человечность любой ценой, но не замечаем, как теряем ее под слоем непробиваемой маски. Мы начинаем играть и со временем забываем, что это всего лишь игра. Правила вымышлены, а приза за победу нет. Потому что нет конца, нет финала, так же как и победителей, есть только смерть. Но она не оценит наши старания, не похвалит и не пожмет руку, ей вообще все равно. Важна только наша жизнь, ценны мгновения под названием «здесь и сейчас». Но из-за страха быть отвергнутыми, раненными в самое сердце, обиженными или оскорбленными, мы все глубже прячемся в свою раковину, все толще строим стены. От недостатка кислорода огонек тухнет, погибает. Душа превращается в ледяную глыбу, а маска навсегда прирастает к лицу. Мы забыли, кто мы есть на самом деле. Мы помним только свои роли, наизусть зазубренную речь и боимся импровизации. Мы давно все умерли… почти.

Я смотрел на коменданта, преобразившегося в мгновение ока в доброго старичка, и улыбался. Не смогла многолетняя служба превратить его в черствый сухарь, выбить все человеческое, сделать бездушную машину, исполняющую любой приказ.

Но радость моя длилась недолго.

- Антон, включи, пожалуйста, свет. И присаживайся, - Петр Иванович рукой указал на стул перед собой.

Волшебство закончилось. Огонь в лампе задут. Маска надета. Привет, невзрачный и безжизненный кабинет. Здравствуйте, суровый комендант.

- Ну, рассказывай, что у вас там приключилось.

И я рассказал. Все как было, не умолчав ни единой детали. Про коридор, полный трупов спасавшихся людей. Про разрушенный город, испачканный кляксами пожарищ. Про собак, бойню и загадочного человека, проводившего нас воплем отчаяния и ненависти. Про воинскую часть, опустевшую и мрачную, практически нетронутою взрывами.