Дорога Отчаяния

Пальцы ее замерли, прервав танец. Мысль поразила ее непреложной ясностью божественного откровения. Священное сияние озарило все ее существо. До этого самого момента страх владел ею, страх служил причиной ее ошибок, провалов, ненависти и смертей. С этого мгновения, в которое она лежит на тюремной койке с намотанным на пальцы шнурком, она будет использовать страх. Она будет использовать его, потому что страшится одержимости страхом. Она станет более ужасной, более жестокой, более отвратительной, более успешной, чем любой другой командир Армии Родной Земли: ее имя станет проклятием страха и ненависти. Еще не родившихся детей будут пугать ее именем, а умирающие будут умирать с ним на устах, потому что или она владеет страхом, или страх владеет ею.

Она долго лежала без сна в порезанном на квадраты луче света, размышляя.

На четвертый день, в двенадцать минут двенадцатого, Группа 19 отряда Второзакония Армии Родной Земли взяла штурмом Чепсинитский Региональный Центр Временного Содержания, перебила охрану, выпустила заключенных и освободила субмайора Арни Тенебра. Когда она бежала прочь, навьюченная тяжелым рюкзаком полеизлучателя, у нее на пути возник низкорослый очкастый юноша, похожий на мутноглазого филина и вооруженный огромным длинноствольным реактивным пистолетом Пресни, которым он явно не умел пользоваться.

— Стой, ааа, где стоишь, не, ааа, двигайся, ты, ааа, арестована.

— Ох, Мигли, не будь идиотом, Мигли, — сказала Арни Тенебра и разнесла ему голову. Группа 19 подожгла Чепсинитский Региональный Центр Временного Содержания и двинулась прочь по унылым бурным Стампос под унылыми бурыми хвостами дыма.

42

Казалось, их просто умыкнули ночью: люди, вагончики, большие желтые машины — все исчезло. Той ночью разразилась буря, страшнее которой никто не мог припомнить, и братья лежали в постелях, сладко дрожа от ужаса. Молнии отбрасывали на стены огромные синие тени, а гром гремел так оглушительно и такими долгими раскатами, словно он был здесь, прямо в комнате, под кроватью. Они не помнили, как заснули, но все же как‑то заснули, потому что следующее, что они помнили, была их мать, раздергивающая шторы, чтобы впустить удивительно яркое солнце, какое бывает только после страшных бурь — все кругом такое чистое, такое умытое и светлое, как только что из прачечной. Прямо из постелей они запрыгнули в одежду, успев при этом позавтракать, и вылетели в отстиранное утро.

— Как‑то тихо, да? — сказал Каан. Для тех, чьи уши за месяцы и годы круглосуточного строительства привыкли к грохоту, тишина была пугающим ощущением.

— Я не слышу, чтобы кто‑то работал, — сказал Раэл–младший. — Почему они не работают? — Братья поспешили к тайному ходу, который они прокопали под сетчатым забором, чтобы добраться до самой лучшей площадке для игр из когда‑либо придуманных — строительной. Они стояли у сетки и смотрели на полное отсутствие чего бы то ни было.

— Все ушли! — закричал Каан. Не осталось ни единого грейдера, ни одной бетономешалки, ни одного башенного крана или вагончика–бытовки, не осталось бараков, кантин и клубов, исчезли сварщики, каменщики и стропальщики, и даже прорабов, начальников участков, мастеров и крановщиков — и тех не было видно. Как будто бы буря засосала их в бездну неба, чтобы никогда не возвращать обратно. Раэл–младший и его младший брат пролезли под забором и ворвались в новый и совершенно пустой мир.

Они осторожно прокрались по тенистым улицам между колоссальными контрофорсами сталеконверторов. Из пугали редкие крики пустынных птиц и собственные искаженные отражения в путанице металлических труб. Когда стало ясно, что фабрика совершенно пуста, мальчишки воспряли духом.

— Йихиии! — завопил Каан Манделла в сложенные рупором ладони.

— ЙИХИИ ЙИхи Йихии йихиии, — отозвалось эхо от отстойников и рудных конвейеров.

— Посмотри сюда! — закричал Раэл–младший. У подножия громоздящихся в небо трубопроводов и дымовых труб стояли, аккуратно припаркованные, две сотни самосвалов. Мальчишки, ловкие, как обезьяны, вскарабкались на ярко–желтые грузовики и излазили их все, повисая на ручках дверей и лесенках, скатываясь в кузова, в каждом из которых легко поместилась бы вся гасиенда Манделла. Бьющая ключом энергия погнала их от грузовиков к пандусам и мостикам, на которых можно было играть в опасные трехмерные игры, болтаясь между трубами и каналами системы фильтрации руды. Повиснув на одной руке над зияющим жерлом бункера погрузчика, Каан Манделла издал восторженный вопль.

— Раэл! Ух ты! Гляди! Поезда!

Гимнастические джунгли химического производства были немедленно покинуты ради ожидающих их двенадцати поездов. Пытливые исследователи никогда прежде таких не видели — каждый был больше километра в длину и прицеплен к двум локомотивам Железнодорожной Компании Вифлеем Арес класса 88, соединенных тандемом. Ощущение дремлющей мощи, излучаемое заглушенными токамаками, повергло мальчиков в благоговейное молчание. Раэл–младший коснулся ладонью бока одного из этих титанов.

— Холодный, — сказал он. — Выключен.