Дорога пряности

Я смотрю, как сестра уезжает, и сердце бешено бьется в груди. Я хочу догнать Амиру, извиниться за резкие слова, но злой голос внутри желает, чтобы она перестала все время вести себя так вызывающе и расстраивать наших и так безутешных родителей. Дома сейчас достаточно сложно и без того, чтобы Амира влипала в неприятности, например желанием отправиться на опасную вылазку. Если моя резкость побудит ее стать лучше, тогда я, наверное, делаю все правильно. Амира сейчас сама не своя, и Афир, о котором мы сегодня узнали, на самом деле не наш брат. Но если я сумею вернуть его домой, к нам, быть может, вернется и настоящая Амира.

Вот что я с надеждой твержу себе снова и снова, но слова не помогают ни заглушить вину, ни меньше ощущать, как из моих рук ускользает власть над ситуацией.

* * *

Жду, когда Амира скроется из виду, затем продолжаю путь к открытым вратам Калии.

Закованные в золото, они возвышаются огромной аркой черно-желтого камня. На стенах по обе стороны вышагивают лучники в позолоченных шлемах и небесно-голубых плащах. Город внутри не менее прекрасный, не менее располагающий. На всех улицах, куда ни глянь, гуляют улыбчивые люди, забитые кофейные и кальянные гудят смехом и музыкой флейт нэй, барабанов-дарбук и удов. Базары еще открыты, залитые волшебным светом, звенящие криками торговцев, продающих все, от свежих фруктов и мяса до фиников и орехов, шелковых ковров, духов в разноцветных стеклянных флаконах и многого другого. А между этим расхаживают двойки городских стражников. Они подпоясаны мечами, но беседуют и держатся совсем непринужденно. В Калии всегда безопасно и почти нет преступности. Город изобилия.

«Здесь все чересчур», – сказал брат, когда мы однажды шли в пекарню, чтобы купить манакиш на завтрак. Я спросила, что Афир имел в виду, но он лишь покачал головой. Теперь я понимаю: он сравнивал Калию с теми местами, которые видел во время разведки, которые грабит и мучает эта заморская империя. Мне больно от того, что Афир не сумел понять, насколько невозможна эта ситуация, что ему не победить в войне в одиночку и он даже не обязан был пытаться. Его место здесь, где он прославленный Щит, в благословенном Сахире, со своим народом и семьей, которые его любят. И я должна его вернуть.

Я направляюсь к святилищу, но иду не по тропе, что ведет к казармам, а по извилистому, обсаженному травой Пути благородных к главному входу. Возведенное из белого мрамора святилище стоит на холме, что возвышается над Калией – сердцем нашего волшебства, правления, знаний. Огромный купол из мрамора и золота накрывает срединную часть святилища, купола поменьше – остальные крыла. Освещенные минареты стерегут каждый угол, давая возможность часовым наблюдать за землями святилища и городом за их пределами. А в самой глубине лежит сад, где растет древнее древо – мисра. Волшебство было милостью, дарованной нам Великим духом, дабы помочь сразиться с Пустынной Пагубой, злобным чудовищем, которое изводило Сахир тысячелетие назад. Когда мы победили Пагубу, Великий дух позволил нам сохранить древо и волшебство как в награду за наши жертвы, так и для того, чтобы мы стали хранителями этой священной земли. Мне никогда не разрешалось входить в сад, куда ступают лишь заимы, но достаточно и той милости, что я вижу из-за золотого купола кончики ветвей.

Часовой у главных ворот поднимает руку в перчатке.

– Стоять! Назовись.

– Имани. – Я останавливаю Бадр в круге света, исходящего от медного фонарного столба. – Я должна предстать перед Советом.

Часовой перестает щуриться, склоняет голову:

– А, Гроза джиннов, добро пожаловать. Совет заседает…

– Дело срочное. – Киваю в сторону святилища. – Передай весточку Азизе-заим.

– Сию минуту. – Часовой бегом устремляется за ворота, оставляя на посту напарницу, которая ловит мой взгляд и нервно улыбается.

После неловкой паузы девушка рискует заговорить:

– Не могла сказать это раньше, но я соболезную потере, которую пережила твоя семья. Твой брат был великим человеком.

Сердце трепещет. Он и есть великий человек. Есть. Я надеюсь.

Вернувшись, первый часовой жестом приглашает меня войти. Я прохожу за ворота, оставляю Бадр в стойле и, сунув под мышку деревянный сундук Афира, пересекаю разросшиеся сады. Двери святилища открыты, их охраняет еще пара часовых. Один провожает меня внутрь, ведет налево по белой плитке пола. Сколько бы раз ни бывала здесь, я все равно жадно разглядываю богатое убранство. Святилище – шедевр из арочных проходов и окон, похожих на замочные скважины, сводчатых потолков-сот, просторных комнат с шелковыми коврами, кедровой мебели со вставками мрамора, сложной мозаики плит, что покрывает стены широких переходов, длинных аркад, которые поддерживают колонны с лепниной в виде финиковых пальм, обернутых сусальным золотом и инкрустированных драгоценными камнями. Не найти ни одной комнаты или ниши, где бы не пахло миррой и свежим агаровым деревом из многочисленных садов, и все святилище ярко освещено серебряными фонарями, свисающими с потолков сложными композициями.