Дорога сна

— Хотела бы я тоже когда-нибудь уйти в монастырь… Жить там вдали от всех, в покое и тишине, молиться целыми днями и выполнять простую работу. Ни о чём не беспокоиться и ничего не ждать…

— Вы, такая юная — и в монастырь? — удивление Авроры не было наигранным. — Но вы ведь ещё так мало видели в жизни!

— Поверьте, я видела достаточно, — лицо Люсиль помрачнело, и сейчас она, как и прошлой ночью в отблесках огня, казалась старше своих лет. Со склонённой головой в окружении рыжих кудрей и длинным плащом, спадающим с плеч, она напомнила Авроре ангела — или кающуюся Марию Магдалину. — Но я не собираюсь уходить в монастырь прямо сейчас, — она вымученно улыбнулась. — Дядюшка ни за что меня не отпустит!

— Он очень строг, — заметила Аврора, кинув взгляд на Жюля-Антуана, который в нетерпении переминался с ноги на ногу. — Ох, не завидую я тому мужчине, который влюбится в вас и решится просить вашей руки!

— Такой мужчина уже был, и не один, — с лица Люсиль исчезла всякая тень веселья, и теперь оно казалось почти траурным. — Дядюшка всем дал от ворот поворот. Честно говоря, я не думаю, что вообще когда-нибудь выйду замуж. Дядюшка продержит меня в старых девах, а потом мне одна дорога — в монахини!

— Почему он так суров с вами? — нахмурилась Аврора.

— Он беспокоится обо мне, — пожала плечами Люсиль. — Любит меня как отец.

— А вы? Вы кого-нибудь любите? — вырвалось у Авроры, но она тут же спохватилась и быстро добавила: — Прошу прощения за бестактность. Поверьте, я умею хранить секреты, и ваша тайна, какова бы она ни была, останется тайной.

— Тайна? — внезапно Люсиль расхохоталась пугающим смехом — коротким, сухим и безжизненным, и это был точно не ангельский смех — разве что падшего ангела. — Что вы, какая у меня может быть тайна! У меня нет никаких тайн!

— Простите, — Аврора потупилась, чувствуя, что хватила через край. — Я в этом диком краю совсем забыла о правилах приличия. Простите, что вмешалась не в своё дело.

— О, что вы! — воскликнула Люсиль, глаза её засверкали, и Аврора с изумлением увидела в них слёзы. — Вы добрее многих, кого я знаю. Вы, и господин де Мармонтель, и Маргарита. Никто в Париже не был так добр и участлив со мной, не требуя ничего взамен! Но госпожа Лейтон, даже вам, с вашей чуткостью, я не могу ничего рассказать. Во-первых, это не только моя тайна, а во-вторых… вы будете презирать меня!

— Презирать вас? — Аврора недоверчиво покачала головой. — За что можно презирать такое невинное создание?

— О, вы не знаете, какая я на самом деле гадкая! — Люсиль раскраснелась от вспыхнувших в ней чувств. — Вы не знаете, что я совершила! И если я скажу, вы либо не поверите, либо осудите меня, так что, — она бросила быстрый взгляд за спину собеседницы, — прошу вас, забудьте об этом! Ради всего святого, просто забудьте!

Позади раздались тяжёлые шаги, и в Авроре всколыхнулась надежда, что это капитан Леон выбрался-таки в церковь, но к ним приближался Жюль-Антуан, как всегда строгий и невозмутимый.

— Прошу простить, госпожа Лейтон, но нам пора, — его тяжёлый взгляд упал на Аврору, и та невольно поёжилась, увидев сквозивший в нём холод.

— Да-да, конечно, дядюшка, — Люсиль быстро кивнула Авроре и едва ли не бегом кинулась к дяде, взяв его под руку. Оба распрощались и ушли, оставив её стоять посреди церковного дворика, полную раздумий, сомнений и тревог.

* * *

Первое, что испытал Леон Лебренн, очнувшись этим утром, — невыносимую жажду и тупую ноющую боль в висках. Вслед за ними жгучей волной накатил стыд вместе с воспоминаниями о вчерашнем вечере, когда он хлебнул лишнего и едва не проткнул шпагой какого-то местного громилу — кажется, кузнеца. Тот, помнится, нелестно отозвался о Гретхен, и Леон пригрозил… а чем он, собственно, пригрозил? Заколоть кузнеца? Вырвать ему язык? Нажаловаться Бертрану?

Мысли путались и смешивались, накатываясь одна на другую, словно морские волны, лижущие песок. Откуда-то всплыли воспоминания о другой попойке, которая тоже ничем хорошим не закончилась. Кажется, с ним тогда было трое молодых людей, и одна из них, как ни странно, девушка. Леон зажмурился, пытаясь выцепить из памяти хоть что-то, но лица расплывались и ускользали от него. В висках стучало, во рту пересохло, и какая-то навязчивая мысль просилась на язык, вертелась на самом его кончике… какое-то имя?

— Анжелика? — хрипло позвал Леон и поморщился от звука своего голоса. Рядом послышались лёгкие шаги, и чья-то рука протянула кувшин, к которому бывший капитан тут же жадно припал, залпом глотая холодную живительную воду. От этого он закашлялся, потом, отдышавшись, поднял глаза на ту, что принесла ему спасительный кувшин.

— Спасибо… Анжелика.

— Я не Анжелика, — белокурая женщина, сидевшая рядом с ним, грустно вздохнула. — Я Гретхен.

И правда, как же он мог перепутать? Гретхен, возлюбленная Бертрана, за честь которой он так рьяно вступился вчера ночью, совсем не похожа на Анжелику! Она старше и худее, лицо более вытянутое, глаза не голубые, а серые, волосы вьются сильнее… Постойте, откуда он вообще знает, как выглядит неведомая Анжелика?