Ужас стал сильнее на следующий день, когда к ним прибыл Жюль-Антуан и сухим голосом заявил, что нашёл способ казнить преступника. Он сделает это завтра же, на городской площади, — сам, лично, нанесёт Чёрному Жоффруа сорок ударов кнутом, потом оскопит его — в наказание за насилие, совершённое над Люсиль, а затем повесит. «Я своими руками надену петлю на шею этого мерзавца и своею ногой выбью из-под него опору!» — грозно заявлял де Труа, сверкая глазами. Гретхен, едва услышав эти подробности, прижала руку ко рту и поспешила покинуть комнату, Бертран поморщился, но ничего не сказал, считая, что дядя имеет право расквитаться за племянницу. Что касается Авроры, то та целый день бродила по комнатам беззвучной тенью, пытаясь отогнать от себя страшные образы будущей казни и уверяя, что Чёрный Жоффруа это заслужил. Перед её глазами мелькало то, чего она никогда не видела, но отчего-то живо представляла: окровавленная исполосованная спина с висящими лоскутами кожи, окровавленный же кусок плоти, с тошнотворным звуком шмякающийся на землю, дёргающееся в петле тело, нос её почти ощущал запах нечистот…
Было уже совсем темно, когда Аврора направилась в темницу, перед этим заглянув в свою комнату и выудив кое-что из лекарственных запасов. Стражники пропустили её без вопросов, только один еле слышно пробормотал другому за её спиной: «Всё не отступается, хочет узнать, кто её подругу убил. Эх, хорошая была девушка, упокой Господь её душу! Да разве этот чёрный чёрт в чём сознается!».
Атаман попытался казаться спокойным, но глаза его вспыхнули безумной надеждой при появлении Авроры, и он быстро опустил их.
— Я слышал, меня не сегодня-завтра казнят, — с деланым безразличием протянул он. — Любопытно знать, какой способ изобрёл этот матёрый волк?
— Он даст вам сорок кнутов, оскопит вас и повесит, — скороговоркой произнесла Аврора, вытащила из-за корсажа маленький пузырёк тёмно-синего стекла и протянула Жоффруа. — Это настойка на основе болиголова. В малых дозах она усыпляет человека, в больших смертельно опасна.
Разбойник жадно выхватил из её пальцев пузырёк и попытался поцеловать кисть Авроры, но та поспешно отдёрнула её.
— Сорок плетей я, может, и вынес бы, но лишиться того, что долгие годы служило мне верой и правдой — увольте! — он нервно засмеялся и сразу же закашлялся. — Что ж, госпожа Лейтон, мне мало времени остаётся на этом свете, но я до последнего своего мига буду молить Бога за вас!
— Не принимайте это слишком рано! — предупредила она. — Если вас найдут мёртвым через пару часов после моего визита, виновной сочтут меня, и Жюль-Антуан, чего доброго, захочет содрать кожу с меня вместо вас! Боже, наверное, я сошла с ума! Я проявила милосердие, но теперь уже сержусь на себя за это. И в награду за мою жалость к вам, ради всего святого, скажите…
Чёрный Жоффруа поднял на неё свои запавшие горящие глаза и удивительно спокойно произнёс:
— Я не знаю, кто убил Люсиль де Труа.
На следующее утро выпал первый снег, и дороги были грязны больше обычного, а поля и леса припорошены белым. В воздухе витало дыхание зимы, было свежо и холодно, и Аврора вся дрожала, несмотря на меховую накидку и перчатки. Она отправилась на казнь — не могла не отправиться после того, что она сделала накануне. Гретхен, разумеется, осталась в замке и отговаривала подругу ехать, раненый Леон, похоже, вообще не знал о казни, Бертран прибыл, но происходящее явно было ему не по нраву. Аврора уловила обрывок разговора между ним и Жюлем-Антуаном — тот тоже был мрачен, но в глазах его светилось осознание собственного превосходства.
— Вижу, вам не по вкусу сегодняшняя церемония, — обратился он к Железной Руке. — Скажите, а что бы вы стали делать, если бы вашей племяннице, или вашей дочери, или вашей прелестной Гретхен вонзил в грудь кинжал какой-нибудь негодяй?
— Я бы раздробил ему голову железным кулаком, — бросил в ответ Бертран. — Быстро и без церемоний.
— Что ж, вам повезло, что у вас при себе всегда имеется такое орудие! — Жюль-Антуан глазами указал на протез, губы его кривились — то ли от улыбки, то ли от волнения. — А у меня его нет, так что я вынужден действовать другими методами!
Его слова были довольно бестактными, но Бертран ничего не ответил и только молча отъехал на коне в сторону. Площадь была полна народу, крестьяне, несмотря на холод и снег, жадно глазели в центр, где была на скорую руку сколочена виселица. Аврора поёжилась — её пугало стремление людей ходить на казни, как на театральные представления, следить за этим, как за любым другим развлечением. Мало того, после казни некоторые ещё и стремились отрезать прядь волос, кусочек одежды, а то и часть тела трупа, веря, что они обладают некими магическими свойствами! Аврора, поморщившись, заставила себя сглотнуть, выпрямить спину и ровнее усесться в седле, глядя поверх голов толпы.