— И Аврора тоже потащилась туда! — всплеснула руками Гретхен. — Ладно Бертран, его обязывает долг, но ей-то зачем смотреть на все эти ужасы? Неужели она хочет позлорадствовать, когда убийцу повесят? Нет, это на неё совсем не похоже! Она всё ходила в подземелье, видно, пыталась выпытать, кто всё-таки убил бедняжку Люсиль. Да только этот проклятый разбойник так ни в чём и не сознался. Разве что священнику, но тот никогда не нарушит тайну исповеди.
Леона не удивило, что Аврора продолжает искать убийцу Люсиль и даже поехала на казнь — она всегда стремилась не упускать ничего важного. В то же время он порадовался, что его состояние позволило ему отсутствовать — не хотелось видеть, как будут истязать и вешать Жоффруа, пусть он и был виновен если не в гибели Люсиль, то в разбойных нападениях уж точно. Узнав от Гретхен ещё кое о чём, что произошло, пока он отлёживался в постели, Леон направился в свою комнату. Он как раз раздумывал, прилечь ему или побродить по замку, восстанавливая силы, и уже склонялся ко второму варианту, когда за окном послышались топот копыт и ржание лошадей, а затем снизу донёсся гулкий голос Бертрана. «Странно, вроде казнь должна была длиться дольше», — подумал Леон, не особо вслушиваясь в то, что взволнованно говорил хозяин замка.
На какое-то время всё затихло, потом у двери в его спальню послышались лёгкие шаги, скрипнула дверь, и внутрь без стука скользнула Аврора. На её щеках горел яркий румянец, должно быть, вызванный холодом, глаза блестели, и вся она, тонкая и изящная в своём тёмном дорожном платье и меховой накидке казалась ещё красивее, чем обычно.
— Сударыня, доброе утро, — Леон учтиво привстал и поклонился, с радостью отметив, что голова от этого движения совсем не закружилась.
— Ох, Леон, я рада, что вам лучше, но это утро не доброе, совсем не доброе! Вы знаете о казни?
— Гретхен сказала мне, — он кивнул, снова садясь на кровать. Аврора стащила перчатки, бросила на стол, туда же отправила накидку и принялась нервно расхаживать туда-сюда по маленькой комнате. Волосы её тёмным облаком окружали голову, губы раскраснелись, словно она с кем-то целовалась, но Леон быстро понял, что они просто искусаны самой же Авророй.
— Простите, что так ворвалась к вам, но я обязана была с кем-то поговорить, — быстро произнесла она. — Я уверена, вы — единственный, кто не осудит меня.
— Сударыня, я весь внимание, — подобрался Леон.
— Вы знаете, какой казни должны были подвергнуть Чёрного Жоффруа?
— Сорок кнутов, оскопление и повешение.
— Да, — она подошла к двери, выглянула наружу, словно убеждаясь, не подслушивает ли кто, потом плотно затворила дверь, вернулась к Леону и, понизив голос, проговорила:
— Он умер, когда де Труа только начал стегать его кнутом. По сути, казнь не состоялась.
— Жюль-Антуан сам пожелал наказать преступника? — нахмурился Леон.
— Да, и мне показалось, он испытывал от этого удовольствие. Но дело не в этом! Чёрный Жоффруа… это я его убила.
— Что? — Леону показалось, что он ослышался.
— Вчера вечером, когда я узнала, какая казнь его ожидает, я спустилась в подземелье и отдала ему пузырёк с зельем. В малых количествах оно усыпляет, в больших — убивает. И сегодня утром он выпил его. Чёрный Жоффруа избежал своей казни, ушёл прямо из-под носа Жюля-Антуана, Железной Руки и всех остальных. Вот почему он всё время улыбался!
— Что ж, — замялся Леон, поражённый этим внезапным признанием. — Полагаю, это было очень милосердно с вашей стороны…
— Я знаю, это был необдуманный и глупый поступок! — перебила его Аврора. — Он мог подлить зелье кому-то из тюремщиков и попытаться сбежать. К тому же я отняла преступника у правосудия, помогла ему избежать наказания. Я — преступница, как ни посмотри. Я убила человека, но тем самым спасла его. Он сам этого хотел, он просил меня принести ему что-то, что убьёт его, и я принесла! Если же это Чёрный Жоффруа убил Люсиль, то выходит, я спасла убийцу! Но я не знала, совершенно не знала, что мне делать! Я всегда была против насилия, я не выношу, когда бьют детей или пытают взрослых людей, даже преступников, я…
— Тише! — Леону едва удалось вклиниться в её бурный словесный поток. — Прошу вас, успокойтесь! Вам — лично вам — сейчас угрожает какая-либо опасность? Де Труа о чём-нибудь догадался?