У брата Питера, не обремененного имуществом, переезд отнял немного времени. Трое мальчиков, приехавших с ним, — после смерти мистера Алленби они жили у брата Питера, — вооружившись метлами, принялись наводить чистоту. Потом еще другие пришли к ним на помощь. Не так-то легко выгрести мусор, накопившийся за много лет, но к тому времени, как все съехались, дом уже был более или менее прибран. Гидеон размещал приезжающих. В доме было больше двадцати комнат — много, но недостаточно, чтобы поселить каждую семью отдельно: приходилось, стало быть, жить сообща. В большом бальном зале Гидеон решил устроить общую спальню для мужчин. Женщин с маленькими детьми, стараясь по возможности не разбивать семьи, он развел по спальням. Некоторым, как, например, Джеку Сэттеру, у которого была бабушка, жена, сестра и три дочери, он дал отдельную комнату. Мальчики старше десяти лет и те из мужчин, кому нехватило места в зале, будут спать в столовой; днем здесь же будут происходить школьные занятия. Все съестные припасы сложили в кладовой при кухне, и Гидеон выделил несколько женщин — выдавать продукты и надзирать за стряпней. Другая группа женщин занялась уборкой. Мужчины заклеивали выбитые стекла бумагой, а Ганнибал Вашингтон и еще двое полезли в цистерну, посмотреть, нельзя ля привести ее в годность. Цистерна находилась у самых кухонных дверей, между двумя флигелями и было бы гораздо проще хранить всю воду в ней, вместо того чтобы держать ее в бочках. К закату солнца цистерна была вычищена, и старшие мальчики под командой Ганнибала Вашингтона уже бегали с ведрами и наполняли ее водой из колодца. Одновременно Гидеон послал пять или шесть повозок за дровами.
Несколько семей, у кого были маленькие дети, привели с собой коров и привезли сена. Все карвеловские сараи и хлевы давно погорели, поэтому Гидеон распорядился поставить коров и лошадей в квадрат между флигелями дома, а с открытой стороны загородить повозками.
Удивительно, как много удалось сделать до наступления темноты; это сильно всех подбодрило. Кроме Уинтропа, все тут были свои, все знали друг друга либо с самого рождения, либо, по крайней мере, много лет. То, что могло бы раздражать постороннего человека — мелкие особенности каждого, привычки, чудачества, — им всем было слишком знакомо и ничуть не мешало. Наоборот, их даже веселила новизна обстановки — то, что они все вместе и всё решают сообща и могут посидеть и поговорить в такой час, когда обычно уже ложились спать. Старые большие люстры не были увезены из карвеловского дома, и Гидеон не пожалел свечей в этот вечер — в каждую из главных люстр он велел вставить по двадцать четыре свечи — и яркий свет, преломляясь в хрустальных подвесках, весело озарял комнаты.
Всех мужчин Гидеон разбил на отряды. Для охраны дома достаточно десяти человек; если дежурить всем посменно, считая и старших мальчиков, то каждому придется пожертвовать на это один день в неделю. Очень далеко заглядывать в будущее они не решались, такие мысли пугали их и лишали мужества; и они довольствовались тем, что строили планы на завтра, на послезавтра. Другому отряду Гидеон поручил смотреть за лошадьми. Третий получил особое назначение — разбирать ссоры. Сейчас все идет гладко, но со временем, при совместной жизни, неизбежны споры и недоразумения; их придется улаживать. Надо также использовать детей для разных мелких дел и поручений; кстати, это их развлечет и удержит от шалостей...
Из ящиков и досок Гидеон соорудил что-то вроде стола. Стулья многие привезли с собой; это уже позволяло устроиться с некоторым удобством. После того как был изготовлен, подан и съеден первый совместный ужин и улеглась неизбежная при этом суматоха, Гидеон сел к столу и написал несколько телеграмм. Одну он адресовал редактору «Нью-Йорк Геральд»; за интересным материалом Беннет погонит своих репортеров хоть на край света, даже если этот материал и вполовину не так интересен, как то, что может разыграться в Карвеле. Другую — президенту, третью—государственному секретарю, четвертую — Фредерику Дугласу, старому, всеми уважаемому деятелю негритянского движения. Еще одну он послал Кардозо; в ней он описывал создавшееся грозное положение и в последний раз призывал всех честных людей Юга к единству и совместным действиям. Он писал: «Не забывайте, Фрэнсис, что мы не одни, что наш отказ подчиниться насилию и террору и признать тиранию неизбежной может вдохновить и объединить многие тысячи честных жителей Юга». Он решил также послать телеграмму Ральфу Уолдо Эмерсону, умоляя старика еще раз поднять голос в защиту справедливости. Каждую телеграмму он передавал собравшимся вокруг него мужчинам, чтобы все могли ее прочитать и обсудить. Кончив, он отвел Марка в сторону и сказал ему:
— Я хочу, чтобы ты отвез эти телеграммы. Это очень важно.
Марк кивнул.
— Поезжай прямо в Колумбию. Если выедешь сейчас, как раз поспеешь туда к утру, к открытию телеграфной конторы. Возьми кобылу, Абнер даст тебе седло. Марк, мальчик мой, помни: что бы ни случилось, телеграммы должны быть отосланы. Потом возвращайся сюда.