Дорога свободы

— Теперь еще, Гидеон. Как решать? Вот пришли двое и свидетельствуют. Один из города — важный, богатый, он говорит: ветра нет. Другой грязный, голодный, он говорит: ветер сильный. Тебе решать — есть ветер, нет ветра. Как ты решишь?

— Подниму руку, узнаю сам.

— Угу. А, может, спросишь людей, десять человек, двадцать человек. Не верь свидетелю только потому, что он гордый, как павлин, и говорит красно и гладко. И еще, Гидеон. Ты зол на белых — спина болит от плетей, в сердце злоба. Если будет так дальше, будет еще горе, еще раздор. Запомни. Теперь все равно, какого цвета кожа. Негр бывает хороший, бывает дурной — и белый бывает хороший, бывает дурной.

— Это я понимаю, — кивнул Гидеон.

— Ну, кажется, все, — раздумчиво закончил брат Питер. — Благослови тебя бог. Да пребудет он всегда с тобою.

— Аминь, — сказал Гидеон.

О том, как Гидеон Джексон отправился в Чарльстон, и о том, что с ним приключилось по дороге

По мере того как дни проходили и ничего не случалось, избрание Гидеона в конвент стало казаться не таким уж важным событием; он и сам иногда по три-четыре дня даже не вспоминал об этом. Откуда, в сущности, они взяли, что он избран? Тогда на голосовании, после того как брат Питер произнес свою длинную речь, все в их секции как будто голосовали за Гидеона; да и позже никто не говорил, что голосовал против; поэтому они с братом Питером и решили, что Гидеон прошел в делегаты. Но ведь голосование было тайное; им объяснили, что после подсчета бюллетеней делегатов оповестят и вышлют им мандаты. С тех пор прошло две недели. В первые дни Гидеон, волнуемый то страхом, то надеждой, часто задавал себе вопрос: сколько времени надо умелому счетчику, чтобы подсчитать пятьсот или шестьсот бюллетеней? Позже он просто выбросил все это из головы. Янки же не дураки какие-нибудь; станут они звать глупого, неграмотного негра в делегаты!

А дела у него и так было по горло: приближалась зима. Летом живется легко, все и жили себе без забот; приходилось им напоминать, что надо подумать о том времени, когда наступят холода. Всю последнюю неделю негры под руководством Гидеона заготовляли дрова в лесной полосе, которую называли Нижним участком. В прежнее время, когда на плантации был надсмотрщик, намеченную делянку вырубали всю дочиста, потом уволакивали бревна и ветки; на порубке оставалась щетина из пней высотой в два фута, которые и гнили там год за годом. Теперь Гидеон, уже обдумавший это заранее, предложил делать иначе: предварительно подкапывать дерево, а затем валить его вместе с корнями.

— Двойная работа, — сказал кто-то. — Зачем?

— Легче выворотить дерево с корнем, чем потом корчевать пни.

— Кому надо корчевать пни?

— Не знаю, кому, — сказал Гидеон. — Не знаю, чья будет эта земля, но, может, придет время — будет наша.

— Придет время, тогда и сделаем.

Спор грозил затянуться на целый день, но тут на Гидеона нашло вдохновенье: он предложил проголосовать. Едва он это вымолвил, как тут же усомнился: можно ли этот чудодейственный способ применять к такому обыденному делу, как рубка дров? Но мысль эта всем понравилась, и в наступившей тишине Гидеон велел каждому подать голос, сказав «да» или «нет». Хотя мужчины и участвовали в выборах в конвент, все же и для них техника голосования была неслыханным новшеством. Поднялись споры о том, можно ли одному человеку говорить только «да» или только «нет» или можно сказать сразу и «да» и «нет». Но, в конце концов, чудесное средство было применено и отлично подействовало: предложение Гидеона выворачивать деревья вместе с корнями прошло значительным большинством голосов.

В другой раз, когда Трупер, огромный и сильный, как вол, стал жаловаться, что он напилил уже в три раза больше дров, чем ему нужно, а маленький и хилый Ганнибал Вашингтон не наработал и половины, Гидеон опять прибег к голосованию. Но на сей раз возникло еще новшество: мужчины отложили инструменты и принялись обсуждать самый принцип совместной работы. В старые дни при надсмотрщиках они всегда работали вместе — и это вошло у них в плоть и кровь. Только теперь, когда они стали свободны, они впервые усомнились — а нужно ли это? Почему бы каждому не работать отдельно, только для себя? Если не в этом свобода, так в чем же?

Нововведение, предложенное братом Питером, состояло в том, чтобы со всех сторон обсудить вопрос, прежде чем ставить его на голосование. Ганнибал Вашингтон, с искаженным от гнева маленьким, сморщенным лицом, кричал Труперу:

— Пили один! Для себя! А что напилили, не надо поровну! Не считать! Чего смеешься, туша черномазая!

Трупер замахнулся на него топором. Гидеон и другие негры растащили их в разные стороны. Брат Питер кричал:

— Стыд и срам, проливать кровь за такое!

Спорили целый час, пока не охрипли, и на этот раз Гидеон едва-едва собрал большинство. Позже он сказал брату Питеру:

— Трудно!

— Кому легко?

— Башка трещит. Взрослые люди — крик, драка! Как дети.