— Нет. Это не то. Тут больше. Я смотрел, брат Питер, смотрел и думал — уж как умею, по-своему. Я видел рабов в цепях, и не бог разбил цепи, а люди. Я видел, как дурные люди и равнодушные люди брали ружья и сражались за доброе дело, потому что добрые люди поставили на своем, и как из вражды и крови родилось добро.
— А спасенье души, Гидеон?
— Может, для меня спасенье в другом, в том, чтоб были школы, хорошие законы, хорошие дома вместо этих лачуг, где мы живем...
А ночью Рэчел горестно шептала ему:
— Гидеон?..
— Что, детка?
— Скажи, что любишь меня.
— Кого же еще мне любить?
— Почему же все другое, ты другой, говоришь по-другому, делаешь по-другому — что будет, что будет с нами, Гидеон?
— Ничего не будет, голубка.
— Скоро ты опять уйдешь, опять уйдешь, Гидеон...
— Нет.
— Губы говорят одно, сердце другое.
— Нет, нет, — успокаивал ее Гидеон.
А утром Кэп Холстин принес письмо от Кардозо, и в письме было написано: «Думали ли вы о том, о чем я вам говорил, Гидеон? Нельзя прозябать, когда вся земля сотрясается...»
Однажды под вечер они сидели, как в прежние дни, на земле возле закрома для кукурузы, прислонившись к нему спиной, пожевывая соломинки, лениво подбрасывая пыль ногами... Тут были Гидеон, брат Питер, Ганнибал Вашингтон, Алленби, Эндрью и Фердинанд, которые оба приняли фамилию Линкольн.
— Похоже на дождь.
— Похоже.
— Хорошо бы, промочило немножко землю.
— Не мешало бы.
— С запада тучи идут.
— Да какие черные!
Гидеон сказал: — Жаль, что вы не засеяли несколько акров хлопком.
— Ну его. Дай бог, никогда его больше не видеть.
— Довольно мы над ним потели!
— Слезами поливали!..
— У нас на Юге это самая выгодная культура, — сказал Гидеон. — За него деньги платят, а нам нужны деньги.
— Ты все время это твердишь, — заметил Алленби.
— Да. Посмотрите кругом — тут все не наше. Земля не наша, лачуги, где живем, не наши. Нашего ничего нет. Пока — это было ничего, потому что был беспорядок; некому подсчитать, некому спросить: а что тут делают эти негры? А вот будут выборы, будет гражданская администрация — тогда всю землю сосчитают, всю до последнего акра.
— Кто же нас сгонит с земли, Гидеон?
— Тот, кто ее купит.
— Белый сам не станет пахать — позовет негров.
— Позовет, — чтобы мы работали на него, как белые издольщики до войны. Засеет все хлопком, а мы будем выпрашивать у него кусочек сала — накормить наших детей.
Брат Питер правильно сказал: сейчас у нас земля обетованная, она течет млеком и медом. А почему? Потому что мы сеем кукурузу, овощи, все, что нужно для еды, потому что мы обходимся без денег. Но долго так нельзя. Свечка, чтоб вечером почитать, — это стоит денег, учебник для детей — это стоит денег.
— Гидеон, а разве правительство не купит землю для негров?
— Может, и купит, не знаю. Положим, даже и купит. Так ведь правительство — это тысяча человек, пока еще они раскачаются. Может, через год, может, через пять лет, а может, никогда. А может, скажут — вот вам земля в Джорджии, переселяйтесь туда. Это плохо для нас. Мы всегда жили тут, тут наша родина. Надо взять эту землю.
— Как?
— Купить, — сказал Гидеон. — Заработать денег и купить.
— Для этого нужно много денег, Гидеон, — заметил Алленби.
— Сперва немного, потом достанем еще. Банки дают ссуды — да, даже неграм, если увидят, что дело вернее, что мы взялись крепко, что у нас есть немного своих денег. Железная дорога сейчас строит дамбу через болото, платит рабочим доллар в день, все равно — белым и неграм. Пойдем поработаем полтора-два месяца...
— А урожай?
— Вернемся, снимем урожай.
Все долго молчали, потом брат Питер сказал: — Недоброе дело, Гидеон, уводить мужей от жен...
Но Ганнибал Вашингтон заявил: — Гидеон прав.
— Соберем собрание, — решил Гидеон.
Но женщины тоже считали, что это недоброе дело. На речке за стиркой они искоса поглядывали на Рэчел, которая молча терла свое белье и колотила его вальком. Всякая перемена — это беспокойство, а теперь, видно, надо ждать перемен, и это хоть и связано со свободой, а все-таки беспокойно. Хорошо быть как дети, что плещутся голые в ручье, кричат, и хохочут, и шалят, и не ведают стыда, — но они-то уже не дети. В болотах лихорадка — уйдут туда мужья, еще захворают, умрут; недоброе место эти болота, говорят, там нечисто... Рэчел колотила белье вальком, полоскала его, выкручивала. Дженни шлепнулась в воду,
Рэчел закричала: — Иди сюда, довольно шалить, — и вдруг умолкла, заметив, как странно поглядели на нее женщины...
А Джемс Алленби спросил Гидеона: — Джефа ты тоже возьмешь с собой?
— Да. Он сильный, не хуже взрослого.
— Я не стал бы его брать, Гидеон.
— Почему?