Дорога свободы

Медленно, тихо и незаметно в ней происходила перемена. Частью это зависело от того, что теперь она жила среди людей, дружных между собой и ласковых к ней; целый день вокруг нее звучали голоса — то смеялись дети, то взрослые издали окликали друг друга. Но частью это зависело от Джефа, который однажды оказал ей: «Я люблю тебя, Эллен». В другой раз, когда он обнял ее, она жалобно попросила: «Не делай мне больно, Джеф!..» Он начинал понимать, чем была жизнь для этой девушки, каким лицом она к ней обернулась. Он не знал, как быть, — это был странный, особенный случай, — а спросить было некого; другие мальчики его возраста, прячась в кустах, подсматривали за девушками во время купанья, а не то гонялись за ними и валили на траву...

— Кем ты будешь? — как-то спросила она его.

— Кем захочу, тем и буду.

— Ну а кем, все-таки?

— Я буду, как твой отец, — сказал он. Он первый решился заговорить с ней об ее отце.

«Доктором?» — спросила она, и он сказал: «Да». Он задумался. В его воображении уже вставали яркие картинки. Доктор в ближайшей деревне был пьяница и сквернослов с запачканной табаком бородой; как-то раз, когда умирала одна из соседок, он слышал, как женщины говорили о докторах — они рассказывали странные, нелепые вещи... Спросить бы Гидеона — отец, наверно, знает, но он не мог говорить об этом с отцом, хотя и преклонялся перед ним. Он спросил Алленби:

— Доктор — это что такое?

— Человек, который лечит больных.

— Правда? — Недалеко от их поселка в лесной заросли жила старуха-знахарка, она делала амулеты и продавала их. — Как она? — допрашивал Джеф.

— Нет, не так, как она. Доктор лечит по науке, он знает, отчего происходят болезни.

— А отчего они происходят?

Так это началось, и теперь, ведя Эллен за руку среди сосен, Джеф сказал:

— Меня посылают учиться.

— Тебя?.. Куда?

— Должно быть, на Север. Буду учиться и стану доктором.

Это было невероятно; Эллен жалобным голосом спросила — а кто же останется с ней, когда он уедет, и он понял, что тогда над ней снова сомкнется мрак. До сих пор он об этом как-то не думал. «Я люблю тебя, — сказал он, — тебя, одну тебя».

— А хочешь уехать?

— Хочу, — горестно сознался он. — Но я же вернусь, придет время, и я вернусь, опять буду с тобой, клянусь тебе...

Гидеон рассказал об этом Рэчел только после того, как получил ответ от Кардозо. Тот писал: да, это можно устроить. Пусть Джеф приезжает к нему в Чарльстон; он напишет Фредерику Дугласу и еще другим знакомым на Севере. На первое время хватит двадцати пяти долларов; он устроит, чтобы Джеф мог поехать в Бостон морем. Получив это письмо, Гидеон все рассказал Рэчел.

— Далеко это — Бостон?

— Тысяча миль, не меньше, — ответил Гидеон. — Но ты понимаешь, Рэчел, что это значит? Наш сын, дитя, рожденное в рабстве, поедет в Бостон учиться на доктора.

Рэчел кивнула.

— Думаешь, мне самому не жалко с ним расставаться?

И опять Рэчел кивнула. Гидеон обнял ее и прижал к груди:

— Детка, послушай, детка, ты будешь гордиться этим сыном, как еще будешь гордиться! Он будет большой человек, важный, знаменитый...

— Я знаю, — сказала Рэчел.

Начальник железнодорожной партии, рослый бородатый янки, в высоких сапогах, в измазанной грязью отсырелой куртке, желтый после припадка малярии, сказал Гидеону: «Ты у них за старшего?» — «Да». — «Сколько вас?» — «Двадцать два». — «Получишь на всех лопаты, кирки и топоры. Плата — доллар в день. Работать семь дней в неделю — с восхода до заката. Расчет по вторникам». — «Хорошо», — сказал Гидеон. Начальник кивнул в сторону палатки, где выдавали заработную плату: «Пусть подпишутся. Кто неграмотный — поставит крест».