— Ладно, я объясню, — сказал Гидеон. — Рассудите сами, мистер Абнер. У нас на Юге четыре миллиона негров, восемь миллионов белых. В Южной Каролине негров даже чуть-чуть больше, чем белых. По-старому теперь не будет, с этим война покончила. Был конвент, будут выборы, будет совсем другая жизнь. Какая же она будет, эта новая жизнь, мистер Абнер? Тут, в нашем углу, не видно; те же гнилые хибарки, та же вражда и злоба, такое же невежество. Где ж эта новая жизнь? Ну, видите ли, с неба она не свалится — так не бывает, нужно все самим делать. Теперь вот у нас есть железная дорога через болото, так ведь это потому, что люди туда пошли и работали, — от
одних разговоров она бы не выстроилась. То же самое и здесь. Земля у нас жирная, щедрая, напоит млеком и медом, только поработай над ней, не поленись. Климат здоровый — нет холодов, как у янки, нет лихорадки, как на дальнем юге. И люди хорошие, белые есть хорошие, негры есть хорошие. Хорошая страна.
— Была, пока янки ее не разорили, — вставил Абнер.
— Уж будто бы разорили? Конечно, война это для всех горе. Я взял ружье, вы взяли ружье, мы дрались друг против друга; выходит, мы за разное боролись. А за что, собственно? Вот пришли янки, освободили негров, и, может, половина плантаторов разорилась. Но много ли у нас плантаторов? Посмотрите кругом — всюду, куда ни глянь, все Карвеловская земля. Я был раб, теперь свободный человек — значит, мне лучше; вы как были фермер, так и остались; но и вам теперь получше. До войны могли вы надеяться купить себе в собственность участок хорошей земли? Как бы не так! Вся хорошая земля была под плантациями — белым беднякам оставались болота да сосновые чащи. А теперь янки всю землю передают нам — и надеяться уже можно.
Абнер водил пальцем по пыли.
— Ну, дальше, — сказал он.
— Хорошо. Так вот: жизнь у нас будет такая, какой мы ее сами сделаем. И чтобы была хорошая, нужно, чтобы она была одинаковая и для негров и для белых. Чтобы будущее равно принадлежало и белым и неграм. Иначе опять ненависть и раздор. Мы будем сильней, нам легче будет купить землю, если вы войдете с нами в долю, если Макс Бромли войдет, если братья Карсоны войдут, если Фред Мак-Хью войдет.
— Не пойдут они.
— А может, и пойдут, мистер Абнер. Времена меняются — и люди тоже. Теперь другое: мы завели у себя школу. Почему бы и вашим детям туда не ходить? Когда-нибудь правительство само за это возьмется, построит тут настоящую, хорошую школу. Что мешает вашим детям учиться с моими, кроме того, что одни белые, другие черные?
Абнер покачал головой.
— Я понимаю, вам нужно подумать, мистер Абнер. Нужно время. Хорошо. Но насчет земли, право же, никаких нет причин, почему вам не войти с нами в долю.
— Не желаю подачек от негров, — упрямо сказал Абнер.
— Какая же это подачка, когда нам самим от этого выгода? Я приду в банк, скажу, у нас не одни негры, есть и белые, — мне куда охотнее дадут ссуду. Это выгода.
— Пожалуй. — Помолчав минуту, Абнер сказал: — А почем ты знаешь, что нам продадут эту землю?
— Я говорил с янки, земельным агентом. Он сказал, что торги будут открытые для всех, кто захочет, и получит тот, кто даст больше.
— А может, ты все врешь?
— Может, вру, — сказал Гидеон; их взгляды встретились, и в первый раз за все время Абнер улыбнулся.
— Кто пойдет на торги?
— Наши хотят, чтобы я. Это еще не решено. Можно обсудить.
— Я буду за тебя.
— Значит, вы идете к нам в долю? — спросил Гидеон.
— Иду.
— Я буду счастлив и горд, мистер Абнер, пожать вам на этом руку.
И в первый раз в жизни Абнер Лейт обменялся рукопожатием с негром.
После двухчасовых уговоров братья Карсоны согласились и дали Гидеону шестьдесят пять долларов, чтобы он приложил их к общему капиталу. Макс Бромли, в ответ на все доводы, только тряс головой: не желает он ничего общего иметь с неграми, вот и все, и точка. Фред Мак-Хью согласился, его зять, Джек Сэттер, — тоже. Еще трудней было уговорить карвеловских негров; на это у Гидеона ушло два дня и разговоров без счета.
— На что нам белые? — кричали они. — Деньги наши, мы их сами заработали, один даже умер на работе!
Гидеон объяснял. Он повторял свои доводы снова и снова. Наконец, половина с ним согласилась, а потом уломали и остальных. Гидеон ликовал; сердце у него прыгало от радости — в первый раз за много месяцев. Теперь, когда он держал Рэчел в объятиях, все было опять, как раньше, как в те дни, когда они оба были молоды.
И, наконец, однажды утром, дня через четыре после того как Гидеон был у Абнера Лейта, на дороге к поселку появился сам Абнер вместе с обоими своими сыновьями. Он подошел к Гидеону и сказал: «Я говорил с Эллен, и она считает, что мальчикам надо поучиться грамоте».