— Более или менее, с этим я согласен. Но разве вы не понимаете, Гидеон, что этот самый земельный вопрос существует на Юге повсюду, что это главный вопрос, от которого зависит наше будущее. Как же его разрешить? В марте прошлого года Тадеус Стивенс внес на рассмотрение Конгресса законопроект о разделе земли. Что он предлагал? Отобрать крупные плантации мятежников, разбить их на участки и выдать по сорок акров и пятьдесят долларов на каждого свободного земледельца. Одну минутку, я вам сейчас прочту, что писал об этом сам Стивенс. — Кардозо подошел к письменному столу, порылся в бумагах, а потом вернулся к Гидеону и начал читать:
«Этот план, без сомнения, приведет к коренной реорганизации всей системы Юга, к решительной перемене в привычках и обычаях. Он рассчитан на то, чтобы произвести полный переворот в убеждениях и взглядах южан. Это может напугать людей с ограниченным умом и слабыми нервами. Таково всегда действие великих изменений в политической и духовной жизни. В южных штатах никогда не было народного управления, здесь все держалось на деспотизме. Но нельзя говорить ни о каком фактическом равенстве в правах, пока вся земля находится в руках нескольких тысяч человек. Разве могут существовать республиканские учреждения, свободные школы, свободная церковь, свободное общение между людьми в стране богачей и рабов, владельцев тысяч акров земли с великолепными дворцами и обитателей тесных лачуг?»
Кардозо снова подсел к Гидеону и развел руками: — Вот оно как. По словам Стивенса, мы нашим конвентом и нашей новой конституцией создали противоречие, ибо какой толк от наших прекрасных идей, если они не имеют под собой почвы. А почва для них — это свободные фермеры, владеющие землей, вместо безземельных рабов и батраков.
— А вы что предлагаете? — спросил Гидеон. — У меня, по крайней мере, есть план, правда, для немногих, но это реально, это можно осуществить.
— А у меня план для двенадцати миллионов людей, — улыбнулся Кардозо; он стоял, заложив руки назад и опираясь ими на спинку стула. — Когда месяц назад умер Тадеус Стивенс, мы потеряли отважного борца и друга. Но он указал нам путь: объясняйте народу, как обстоит дело, просвещайте его, обеспечьте ему свободное участие в выборах, дайте ему честных представителей, а затем легальным порядком в законодательных органах штата и в Конгрессе боритесь за всеобщий раздел земли.
— А пока люди будут страдать, — заметил Гидеон.
— Да, пока будут страдать. К сожалению, это так. Мы пытаемся облегчить их страдания, насколько это в наших силах, но это, конечно, капля в море.
— А землю я все-таки куплю, — сказал Гидеон. — Если не достану денег здесь, поеду в Бостон или в Нью-Йорк.
С минуту Кардозо, опираясь руками о спинку стула, молча смотрел на Гидеона; затем он сел и сказал:
— Давайте заключим сделку, Гидеон. Я знаю одного бостонского банкира, Исаака Уэйта; это старый аболиционист, и он не из тех, что трясутся над каждым долларом. Я дам вам к нему письмо, и, думаю, оно будет иметь кое-какой вес. Еще я вам дам письмо к Фредерику Дугласу. Он вам поможет, если с Уэнтом ничего не выйдет. А вы за то обещайте мне, что выставите свою кандидатуру на предстоящих выборах.
— Можно, я дам ответ завтра? — спросил Гидеон.
— Хорошо, приходите обедать.
На следующий день Гидеон побывал у двух чарльстонских банкиров: один из них был полковник Фентон, которого он видел на обеде у Стефана Холмса. Затем он пошел к Кардозо, и тот встретил его вопросом:
— Ну, как ваши успехи?
— Так, как вы предсказывали, — скупо усмехнулся Гидеон.
— Надеюсь, вы хоть не посрамили репутации негра, как человека неунывающего? Он счастлив в богатстве, он счастлив и в бедности.
— Я и не унываю, — хмуро ответил Гидеон. — Несчастным себя не чувствую.
— Ну, а как насчет вашей кандидатуры?
— Что ж, — сказал Гидеон, — если я кому нужен, ладно, пойду. Постараюсь забыть, чем я был год назад, пять лет назад. — Подумав, он добавил: — Судя по тому, что я читал про законы и законодателей, вряд ли у меня выйдет многим хуже.
— Я очень рад, Гидеон, — сказал Кардозо.
— А я нет. Из грязи да в князи... Мне еще и говорить-то надо учиться. Ну, да ладно. А теперь я хочу скорей ехать на Север. Хоть бы завтра.
— Завтра, так завтра. Поезжайте.