– Думаю, что да, – ответил Педро, хотя, судя по его виду, он мог бы и забыть об этом.
– Ну, мистер Герреро чувствует то же самое – он просто скучает по ней, – сказала детям Мириам.
– Я скучаю по ней… ее звали Лупе, – смог наконец выговорить Хуан Диего.
Паренек-водитель, а теперь официант принес ему пиво и неловко стоял рядом, не зная, что делать с этим пивом.
– Просто поставь его! – сказала ему Мириам.
Консуэло забралась к Хуану Диего на колени.
– Все будет хорошо, – говорила девочка; она дергала себя за косички, и это вызывало у него новые слезы. – Все будет хорошо, мистер, – повторяла Консуэло.
Мириам взяла Педро на руки и посадила к себе на колени; мальчик, казалось, не вполне доверился ей, но Мириам быстро решила эту проблему.
– О чем, по-твоему, ты бы скучал, Педро? – спросила Мириам. – Я имею в виду, о чем, чего бы ты однажды лишился? По кому бы ты скучал? Кого ты любишь?
Кто эта женщина? Откуда она взялась? – задавались вопросом все взрослые – и Хуан Диего думал о том же. Он желал Мириам, он был потрясен ее появлением. Но кто она такая и что здесь делает? И почему все внимание приковано к ней? Даже внимание детей, несмотря на то что она их напугала.
– Ну, – нахмурясь, серьезно сказал Педро, – я буду скучать по отцу. Я буду скучать по нему – когда-нибудь.
– Да, конечно, очень хорошо. Именно об этом я и говорила, – сказала Мириам мальчику. Казалось, что маленький Педро впал в какую-то меланхолию; он приник к Мириам, которая прижала его к груди. – Умный мальчик, – прошептала она.
Он закрыл глаза и вздохнул. То, как Педро попал под чары Миримам, выглядело почти непристойно.
Сидящие за столом, да и все, кто был в зале, притихли.
– Мне очень жаль вашу сестру, мистер, – сказала Консуэло Хуану Диего.
– Со мной все будет в порядке, – ответил он.
Он слишком устал, чтобы продолжать, слишком устал, чтобы что-то менять.
Паренек-водитель, неуверенный в себе официант, что-то сказал по-тагальски доктору Кинтана.
– Да, конечно, подавайте основное блюдо. Что за вопрос – подавайте! – распорядилась Хосефа. (Никто пока так и не надел шляпы. Торжественный момент еще не наступил.)
– Посмотрите на Педро! – сказала Консуэло и засмеялась. – Он уснул.
– О, разве это не мило? – отметила Мириам, улыбаясь Хуану Диего.
Мальчик крепко спал на коленях у Мириам, положив голову ей на грудь. Все же это было странно, что мальчик его возраста мог просто заснуть на коленях у совершенно незнакомой женщины – да еще так напугавшей его!
Кто она? – снова спросил себя Хуан Диего, но не смог сдержать улыбки. Может, все они гадали, кто такая Мириам, но никто ничего не сказал и ничего не сделал, чтобы остановить ее.
18
Страсть берет свое
После отъезда из Оахаки Хуан Диего еще много лет поддерживал связь с братом Пепе. То, что Хуану Диего было известно об Оахаке начиная с семидесятых годов, в значительной степени объяснялось сведениями в письмах добросовестного Пепе.
Проблема была в том, что Хуан Диего не всегда мог вспомнить, когда именно Пепе передавал то или иное важное сообщение; для Пепе каждая новость была «важна» – каждое изменение имело значение, как и то, что не изменялось (и никогда не изменится).
Это во время эпидемии СПИДа брат Пепе написал Хуану Диего о гей-баре на Бустаманте, но было ли это в конце восьмидесятых или в начале девяностых – такие тонкости ускользали от Хуана Диего. «Да, этот бар все еще там – и он все еще для геев, – написал Пепе; Хуан Диего, должно быть, спросил его об этом. – Но теперь он уже называется не „Ля-Чина“, а „Чинампа“»[37]
.Примерно тогда же Пепе написал, что доктор Варгас чувствует «безнадежность в медицинском сообществе». СПИД заставил Варгаса почувствовать, что быть ортопедом «нелепо». «Ни один врач не обучен смотреть, как умирают люди; мы не приспособлены оказывать им помощь», – сказал Варгас Пепе, а ведь Варгас даже не имел дела с инфекционными заболеваниями.
Это было вполне в духе Варгаса – он все еще страдал от одиночества, поскольку потерял в авиакатастрофе семью.
Письмо Пепе о «Ля-Короните» пришло в девяностых, если Хуан Диего не ошибался. Место для «вечеринок» трансвеститов было закрыто, владелец, который был геем, умер. Когда «Маленькая корона» снова открылась, она расширилась; там появился второй этаж, и теперь это было место для проституток-трансвеститов и их клиентов. Больше не нужно было переодеваться, чтобы сесть в баре; трансвеститы уже приходили во всем женском. Они и были там женщинами, – по крайней мере, так полагал Пепе.
В девяностые годы брат Пепе трудился в хосписе; в отличие от Варгаса, Пепе был приспособлен для оказания помощи людям, а «Дом потерянных детей» к тому времени уже давно перестал существовать.
«Hogar de la Niña», «Дом девочек», был открыт в 1979 году. Это был девчоночий ответ «Городу детей» – тому самому, который Лупе называла «Городом мальчишек». Пепе прослужил в «Доме девочек» все восьмидесятые до начала девяностых.