– Нос Марии-монстра – тоже химикаты, – сказала Лупе, но Хуан Диего схватил ее за руку прежде, чем она снова коснулась своего носа.
В третий раз лязг и грохот раздались совсем рядом; все, кроме Варгаса, подпрыгнули.
– Дайте угадаю, – весело предложил брат Пепе. – Это был меч нашего конкистадора-хранителя у кухонной двери, вон там, в коридоре, – показал рукой Пепе.
– Нет, это был его шлем, – возразила Алехандра. – Я не останусь здесь на ночь. Я не знаю, чего хотят его родители, – сказала хорошенькая молодая девушка. Казалось, она полностью пришла в себя.
– Они просто хотят быть здесь – они хотят, чтобы Варгас знал, что с ними все в порядке, – объяснила Лупе. – Знаете, они рады, что вас не было в том самолете, – сказала Лупе доктору Варгасу.
Когда Хуан Диего перевел это, Варгас просто кивнул Лупе; он все понял. Доктор Варгас закрыл крышкой банку из-под кофе и вернул ее Лупе.
– Только не засовывай пальцы в рот и не три глаза, если дотронулась до пепла, – сказал он. – Мой руки. Краска, скипидар, морилка – они ядовиты.
Меч проскользил по полу кухни, к ногам стоявших; на этот раз звона не было – пол был деревянный.
– Это третий меч – от ближайшего испанца, – сказала Алехандра. – Они всегда оставляют его на кухне.
Брат Пепе и Эдвард Боншоу вышли в длинный коридор, просто чтобы осмотреться. Картина с изображением Иисуса, читающего Нагорную проповедь, теперь висела на стене криво; Пепе повозился с ней, чтобы привести ее в нормальное положение.
– Им нравится привлекать мое внимание к заповедям о блаженстве, – не выглядывая в коридор, сказал Варгас.
Из коридора послышался голос айовца – он читал заповеди: «Блаженны…» – и так далее и тому подобное.
– Верить в привидения – это не то же самое, что верить в Бога, – сказал доктор Варгас детям свалки, словно оправдываясь.
– Вы в порядке, – сказала ему Лупе. – Вы лучше, чем я думала, – добавила она. – И вы не соска, – повернулась девочка к Алехандре. – Еда хорошо пахнет – надо что-нибудь съесть.
Хуан Диего решил перевести только ее последнюю фразу.
– «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», – читал сеньор Эдуардо.
Айовец не согласился бы с доктором Варгасом. Эдвард Боншоу считал, что верить в привидения – то же самое, что верить в Бога; для сеньора Эдуардо эти две вещи были, по крайней мере, взаимосвязаны.
Во что верил Хуан Диего тогда и сейчас? Он видел, на что способны призраки. Действительно ли он был свидетелем того, что Мария-монстр пошевелилась, или же ему только показалось? А еще трюк с носом, или как еще это назвать. Некоторые необъяснимые вещи вполне реальны.
21
Мистер идет купаться
– Верить в привидения – это не то же самое, что верить в Бога, – громко сказал бывший читатель свалки.
Хуан Диего говорил более уверенно, чем доктор Варгас о своих семейных привидениях. Но Хуану Диего снилось, что он спорит с Кларком Френчем, хотя и не о призраках и не о вере в Бога. Они снова вцепились друг другу в глотки из-за того польского папы. То, как Иоанн Павел II связывал аборты и контроль над рождаемостью с упадком морали, приводило Хуана Диего в ярость – папа был на тропе вечной войны против контрацепции. В начале восьмидесятых он называл контрацепцию и аборты «современными врагами семьи».
– Я уверен, что там был какой-то контекст, который вы упускаете из виду, – много раз говорил Кларк Френч своему бывшему учителю.
– Какой-то контекст, Кларк? – спросил Хуан Диего (он спрашивал об этом и во сне).
В конце восьмидесятых папа Иоанн Павел II назвал использование презервативов – даже для профилактики СПИДа – «моральным преступлением».
– Контекстом была эпидемия СПИДа, Кларк! – восклицал Хуан Диего – не только тогда, но и во сне.
И все же Хуан Диего проснулся, продолжая доказывать, что вера в призраков отличается от веры в Бога; это его дезориентировало, как могут дезориентировать переходы от сна к бодрствованию.
– Призраки… – продолжил разговор Хуан Диего, сев на кровати, но вдруг замолчал.
Он был один в своей спальне в «Энкантадоре»; на этот раз Мириам действительно исчезла, а не лежала рядом, умудряясь каким-то образом не дышать.
– Мириам? – позвал Хуан Диего, на случай если она была в ванной.
Но дверь в ванную была открыта, и ответа не прозвучало – только крик петуха. (Должно быть, это был другой петух; первый явно был убит на середине своей рулады.) По крайней мере, этот петух не сошел с ума; утренний свет заливал спальню – на Бохоле наступил Новый год.
В раскрытые окна до Хуана Диего доносились из бассейна детские голоса. Войдя в ванную, он с удивлением увидел свои лекарства, разбросанные по столешнице вокруг раковины. Вставал ли он ночью и – в трансе полусна или сексуального удовлетворения – проглотил кучу таблеток? Если да, то сколько он принял – и какие таблетки? (Обе упаковки – виагра и лопресор – были открыты; таблетки рассыпались по столешнице – некоторые валялись на полу ванной.)
Были ли выписанные ему таблетки наркотиком для Мириам? – задумался Хуан Диего. Но даже наркоман не счел бы бета-блокаторы стимуляторами, и зачем женщине виагра?