Дорога тайн

– Львицы ненавидят Игнасио – всегда, – ответила Лупе. – Львицы – тупые идиотки, они завидуют Игнасио, потому что думают, что этот придурок Омбре любит Игнасио больше, чем их! Но если Игнасио попробует обидеть Омбре, львицы убьют укротителя. Все львицы еще тупее идиоток-обезьян! – крикнула Лупе. – Они любят Омбре, хотя этот придурок никогда не думает о них – пока не вспомнит, что хочет их поиметь, но тогда у Омбре возникают проблемы с тем, чтобы вспомнить, кого из них он хочет больше!

– Львицы хотят убить Игнасио? – спросил Хуан Диего Лупе.

– Они убьют его, – сказала она. – Игнасио нечего бояться Омбре – укротитель львов должен бояться львиц.

– Проблема в том, что́ именно ты объяснишь Игнасио и чего не объяснишь ему, – сказал Хуан Диего своей младшей сестре.

– Это твоя проблема, – сказала Лупе. – Я просто читаю мысли. Ты, ходок по потолку, тот, кого будет слушать укротитель львов.

Вот кто я на самом деле, думал Хуан Диего. Даже Соледад перестала верить в него как в будущего небоходца. Здоровая нога подводила его; ступня выскальзывала из веревочных петель лестницы и была недостаточно сильной, чтобы выдерживать его вес в таком неестественном положении – то есть под прямым углом к лодыжке.

Хуан Диего чаще всего видел Долорес в перевернутом виде, потому что либо она висела вниз головой, либо он. В палатке акробатической труппы вдвоем было невозможно тренироваться на лестнице. Долорес не верила, что из него получится небоходец. Как и Игнасио, Долорес считала, что Хуану Диего не хватает смелости. (Только в главном шатре хождение по небу – на высоте восьмидесяти футов без сетки – было реальным испытанием на смелость.)

Лупе говорила, что Омбре нравились только те, кто его боялся; может быть, поэтому Игнасио сказал девушкам-акробаткам, что Омбре знает, когда у них бывают месячные. Это заставило девушек бояться Омбре. Поскольку Игнасио заставлял их кормить льва (и львиц), – возможно, это и гарантировало им безопасность?

Хуан Диего считал ужасным, что девушки нравятся Омбре потому, что они его боятся. Но какая разница, говорила Лупе. Игнасио просто хотел, чтобы девушки-акробатки боялись и чтобы они кормили львов. Игнасио полагал, что, если он будет кормить львов, звери подумают, что он слаб. Были у девушек месячные или нет – это имело значение лишь для Игнасио. Лупе сказала, что Омбре никогда не думал о месячных у этих акробаток.

Хуан Диего боялся Долорес, но это не вызывало у нее любви к нему. Долорес сказала ему одну полезную вещь насчет хождения по небу – но не потому, что хотела помочь. Она просто была жестока к нему – такова была ее натура.

– Если ты думаешь, что можешь упасть, то действительно упадешь, – сказала Долорес Хуану Диего.

Он висел вниз головой в тренировочной палатке, его ноги были вставлены в первые две веревочные петли лестницы, и они врезались ему в подъемы ступней.

– Это не поможет, Долорес, – сказала ей, Диве цирка, Соледад, но это помогло Хуану Диего; однако в данный момент он не мог перестать думать, что упадет, поэтому упал.

– Вот видишь? – сказала ему Долорес, взбираясь на лестницу. Вверх ногами она казалась особенно желанной.

Хуану Диего не разрешили принести в собачью палатку статую Гваделупской Девы в натуральную величину. Для нее не было места, и, когда Хуан Диего попытался описать Эстрелле свою Гваделупскую Деву, пожилая дама сказала ему, что кобели (такса Бэби и Перро Местисо) будут мочиться на нее.

Теперь, когда Хуан Диего думал о мастурбации, он думал о Долорес; при этом он обычно воображал, что она вверх ногами. Он ничего не сказал Лупе о мастурбации на Долорес в перевернутом виде, но Лупе поймала его на мысли об этом.

– Ты болен! – сказала ему Лупе. – Ты представляешь себе Долорес вверх ногами с твоим пенисом у нее во рту – о чем ты только думаешь?

– Лупе, что я могу сказать? Ты уже знаешь, о чем я думаю! – раздраженно произнес Хуан Диего, но в то же время он был смущен.

Это было ужасное время: их переезд в La Maravilla и их возраст на тот момент; возраст внезапно и болезненно сказался на них обоих, а именно: Лупе не хотела знать, о чем думает ее брат, и Хуан Диего не хотел, чтобы младшая сестра читала его мысли. Они впервые отдалились друг от друга.

Так (с таким непривычным для них настроем) в «Каса-Варгас» вместе с братом Пепе и сеньором Эдуардо и оказались дети свалки. При виде статуй испанских конкистадоров Эдвард Боншоу пошатнулся на лестнице, а может быть, его вывело из равновесия великолепие самого фойе. Брат Пепе схватил айовца за руку; Пепе знал, что длинный список того, в чем Эдуардо отказывал себе, сократился. Вдобавок к сексу с Флор Эдвард Боншоу теперь позволял себе пить пиво. Находиться рядом с Флор и ничего не пить – это было почти невозможно, но даже пара кружек пива могла сказаться на чувстве равновесия Эдварда Боншоу.

Не помогло и то, что на парадной лестнице их встретила подружка Варгаса. У доктора Варгаса не было сожительницы – он жил один, если можно так сказать, живя в «Каса-Варгас» (где статуи испанских конкистадоров составляли небольшую оккупационную армию).