Дорога тайн

Грозные испанские солдаты выглядели очень реалистично: они стояли на страже на двух этажах дома Варгаса, как армия завоевателей. Варгас ничего не трогал в родительском доме. Он провел свою юность в войне с религиозными и политическими взглядами своих родителей, но оставил нетронутыми их картины, статуи и семейные фотографии.

Варгас был социалистом и атеистом; фактически он оказывал медицинские услуги самым нуждающимся. Но дом, в котором он жил, был напоминанием об отвергнутых им ценностях его родителей, с которыми он не ладил. «Каса-Варгас» был домом, где умершие родители Варгаса не столько почитались, сколько подвергались насмешке; их осуждаемая Варгасом культура была выставлена напоказ, дабы вызывать скорее чувство иронии, нежели гордости, – по крайней мере, так казалось Пепе.

– С таким же успехом Варгас мог бы сделать чучела из своих мертвых родителей и поставить их охранять семейный очаг! – заранее предупредил Эдварда Боншоу брат Пепе, но айовец и так был не в себе еще до званого обеда.

Сеньор Эдуардо не признался в своем прегрешении с Флор ни отцу Альфонсо, ни отцу Октавио. Фанатик упорно смотрел на людей, которых любил, как на проекты; их надлежало перевоспитать или спасти – они никогда не могли быть брошены. Флор, Хуан Диего и Лупе были проектами айовца; Эдвард Боншоу смотрел на них глазами прирожденного реформатора, но любил их не меньше из-за того, что воспринимал их подобным образом. (По мнению Пепе, тут в процессе «переориентации» сеньора Эдуардо имела место некоторая путаница.)

Брат Пепе по-прежнему делил ванную комнату с фанатиком. Пепе знал, что Эдвард Боншоу перестал хлестать себя, но слышал, как айовец плачет в ванной, где теперь он вместо себя хлестал унитаз, раковину и ванну. Сеньор Эдуардо плакал и плакал, потому что не знал, как можно бросить службу в «Потерянных детях», не взяв на себя заботу о своих любимых проектах.

Что касается Лупе, то она не была настроена на званый обед в «Каса-Варгас». Она проводила все свое время с Омбре и львицами – las Señoritas, «юными леди», как называл трех львиц Игнасио. Он назвал каждую из них по какой-нибудь части тела. Кара (сara – лицо, человеческое); Гарра (garra – лапа, с когтями); Ореха (oreja – ухо, наружное). Игнасио сказал Лупе, что может читать мысли львиц по этим их частям тела. Кара морщила морду (лицо), когда была взволнована или сердита; Гарра будто мяла лапами хлеб, вонзая когти в землю; Ореха поднимала одно ухо или прижимала оба.

– Они меня не проведут – я знаю, о чем они думают. Молодые леди мне понятны, – говорил укротитель львов Лупе. – Мне не нужна ясновидящая для las Señoritas – только мысли Омбре для меня тайна.

Но, возможно, не для Лупе – вот что думал об этом Хуан Диего. Хуан Диего тоже не был настроен на званый обед; он сомневался, что Лупе была полностью откровенна с ним.

– О чем Омбре думает? – спросил он ее.

– Почти ни о чем – он типичный мачо, – ответила Лупе. – Омбре думает, как ему поиметь львиц. Как правило, Кару. Иногда – Гарру. Ореху – почти никогда, за исключением тех случаев, когда он внезапно вспоминает о ней, и тогда он хочет тут же ее поиметь. Омбре думает только о сексе или вообще ни о чем не думает, – сказала Лупе. – Не считая еды.

– Но Омбре опасен? – спросил Хуан Диего. (Ему показалось странным, что Омбре думает о сексе. Хуан Диего был уверен, что у Омбре вообще нет секса.)

– Да, если ты побеспокоишь Омбре, когда он ест, или если ты прикоснешься к нему, когда он думает о том, чтобы поиметь одну из львиц. Омбре хочет, чтобы все было как обычно, он не любит перемен, – сказала Лупе. – Я не знаю, действительно ли львы занимаются сексом, – призналась она.

– Но что Омбре думает об Игнасио? Это ведь единственное, что волнует Игнасио! – воскликнул Хуан Диего.

Лупе пожала плечами, как их покойная мать.

– Омбре любит Игнасио, за исключением тех случаев, когда ненавидит его. Это смущает Омбре, когда он ненавидит Игнасио. Омбре знает, что он не должен ненавидеть Игнасио, – ответила Лупе.

– Ты что-то недоговариваешь, – сказал Хуан Диего.

– О, теперь и ты читаешь мысли? – спросила Лупе.

– Что? Что именно? – допытывался Хуан Диего.

– Игнасио думает, что львицы тупые идиотки – ему не интересно, что думают львицы, – ответила Лупе.

– И это все? – спросил Хуан Диего.

Из-за чтения мыслей Игнасио и словаря девушек-акробаток язык Лупе с каждым днем становился все грязнее.

– Игнасио одержим тем, что думает Омбре, – это мужские дела, – ответила Лупе и добавила что-то странное – так показалось Хуану Диего: – Укротителю львиц все равно, что думают львицы.

Она не сказала «El domador de leones» – так называют укротителя львов. Вместо этого она сказала «El domador de leonаs» – «укротитель львиц».

– Так о чем же думают львицы, Лупе? – спросил Хуан Диего. (Очевидно, не о сексе.)