Дорога тайн

– Мы плохо получаемся на фото, – сказала Мириам китайской паре, которая, казалось, была слишком озадачена случившимся. (Возможно, снимки, которые они делали, обычно были удачнее.)

И вот теперь, сидя на унитазе в ванной комнате в «ЭльЭскондрихо», Хуан Диего обнаружил – совершенно случайно и, вероятно, потому, что он наполовину спал и видел сны, – что есть более простой способ найти фотографию, сделанную на станции «Коулун». Хуан Диего даже не помнил, как нашел фото, снятое молодым китайцем. Он нечаянно коснулся кнопки на боку мобильного телефона, и экран внезапно сообщил: «Камера». Он мог бы сфотографировать свои голые колени, торчащие над унитазом, но он, должно быть, увидел опцию «Мои фотографии» – вот как он обнаружил снимок, сделанный на станции «Коулун», так и не запомнив, как это у него получилось.

На самом деле утром Хуан Диего подумает, что эта фотография ему просто приснилась, потому что то, что он увидел, сидя на унитазе, то есть увидел на действительно сделанном снимке, не могло быть реальностью.

На фотографии, которую увидел Хуан Диего, он был один на железнодорожной платформе на станции «Коулун» – Мириам ведь говорила, что они с Дороти плохо получаются на фото. Чему тут удивляться, если Мириам сама сказала, что они с Дороти ненавидят себя на фотографиях, – на этой их вообще не оказалось! Чему тут удивляться, если молодая китайская пара, увидевшая сделанный снимок, показалась чересчур озадаченной.

Но, по сути, Хуан Диего так и не проснулся в настоящий момент; он был во власти самого важного сна, самого главного воспоминания своей жизни – о самом обсыпании пеплом. Кроме того, Хуан Диего не мог смириться (пока) с тем, что Мириам и Дороти не были запечатлены на фотографии на станции «Коулун», когда щелчок фотокамеры застал их троих врасплох.

И когда Хуан Диего как можно тише спустил воду, встав с унитаза в ванной комнате отеля «Убежище», он не увидел призрака юноши, встревоженно стоящего под душем на открытом воздухе. Этот призрак отличался от того, который видела Дороти; на нем был камуфляж, и он выглядел слишком молодым, чтобы бриться. (Дороти, должно быть, оставила свет в душе.)

За долю секунды до того, как этот юный призрак исчез, навсегда пропав без вести, Хуан Диего, хромая, вернулся в спальню. У него не останется в памяти, что он видел себя в единственном числе на железнодорожной платформе на станции «Коулун». Зная, что он был не один на платформе, Хуан Диего придет к убеждению, что ему просто приснилось, будто он путешествует без Мириам и Дороти.

Когда он лег рядом с Дороти – по крайней мере, Хуану Диего показалось, что Дороти действительно там, – должно быть, слово «путешествие» напомнило ему о чем-то, прежде чем он смог снова заснуть и полностью вернуться в прошлое. Куда он положил билет до станции «Коулун» и обратно? Он знал, что по какой-то причине сохранил его; он написал что-то на билете своим вечным пером. Возможно, название будущего романа? «Одиночный билет в один конец» – это, что ли?

Да, именно это! Но его мысли (как и сны) были настолько разрозненными, что ему было трудно сосредоточиться. Может быть, это была ночь, когда Дороти выдала ему двойную дозу бета-блокаторов, – то есть ночь не для секса, а одна из тех ночей, когда он должен был компенсировать пропуск приема бета-блокаторов? Если так – если он принял двойную дозу прописанного лопресора, – увидел бы Хуан Диего в результате встревоженный призрак юноши, стоящего под душем? Как тут было не поверить, что Хуану Диего всего лишь снится призрак солдата?

«Одиночный билет в один конец» звучит почти как название романа, который он уже написал, думал Хуан Диего, снова погружаясь в сон, все глубже и глубже в сон своей жизни. Он думал о слове «одиночный» в смысле отсутствия рядом других людей – в смысле, что в этом путешествии он сам по себе и одинок, – но также и в смысле, что у него единственный в своем роде билет (то есть «единичный», как полагал Хуан Диего).

Затем, так же внезапно, как он вставал и возвращался в постель, Хуан Диего перестал думать. И снова вернулся в прошлое.

30 Посыпание пеплом

Посыпание пеплом, о котором шла речь в последних пожеланиях Лупе, начиналось не очень-то духовно. Брат Пепе провел переговоры с адвокатом из американской службы иммиграции – это в дополнение к переговорам Пепе с властями Мексики. В ход шли не только слова «законный опекун»; Эдварду Боншоу придется стать «спонсором» Флор для «постоянного проживания», как можно осторожнее высказывался Пепе. Его слышали только сеньор Эдуардо и Флор.

Естественно, Флор возражала Пепе, говоря, что у нее есть судимость. (Это потребует еще большего отклонения от правил.)

– Я не совершила ничего криминального! – возмущалась Флор.

Полиция Оахаки раз или два арестовывала ее за драки.