Ночью на улице Сарагоса огни проезжающих машин отражались в глазах «собак крыш». Неудивительно, что Лупе принимала их за собак-призраков. Собаки бегали по крышам, как будто охотились на людей, идущих внизу по улице. Если вы не разговаривали или не слушали музыку, то могли услышать заполошное собачье дыхание. Иногда, прыгая с крыши на крышу, собаки срывались и падали. Сорвавшиеся с крыши собаки, конечно, разбивались насмерть, если только не приземлялись на какого-нибудь пешехода. В таком случае чаще всего собаки оставались живы. Однако если эти счастливицы получали какую-то травму, то вполне могли наброситься на своих невольных спасителей и покусать их.
– Чувствую, что вы любите собак, – сказал Бьенвенидо.
– Да, я действительно люблю собак, – подтвердил Хуан Диего, но он был погружен в прошлое, думая о собаках-призраках Оахаки (о том, что, возможно, некоторые из них действительно были призраками).
«Эти собаки – не единственные призраки в городе, Оахака полна призраков», – говорила Лупе в своей манере всезнайки.
«Я их не видел», – ответил тогда Хуан Диего.
«Увидишь», – коротко отвечала Лупе.
Теперь, в Маниле, Хуан Диего стал разглядывать перегруженное маршрутное такси с одним из религиозных лозунгов, который он уже видел; очевидно, лозунг был популярен: «БОГ ЯВНО ЗАБОТИТСЯ О ВАС». Затем внимание Хуана Диего привлекла контрастная наклейка на заднем стекле такси. «СООБЩАЙТЕ В ПОЛИЦИЮ О ТУРИСТАХ-ПЕДОФИЛАХ», – гласила наклейка на такси.
Ну да – сдавайте этих ублюдков! – подумал Хуан Диего. Но он был убежден, что Бог вовсе не заботился явно о детях, которых подбирали для секса с любителями-туристами.
– Интересно, что вы думаете о собаках, которые обнаруживают взрывчатку? – сказал Бьенвенидо, но, взглянув в зеркало заднего вида, он увидел, что его клиент спит. Или умер, подумал бы водитель, если бы губы Хуана Диего не шевелились.
Возможно, водитель лимузина вообразил, что не очень известный писатель сочиняет диалог во сне. Судя по тому, как шевелились губы Хуана Диего, он разговаривал сам с собой – как это и делают писатели, решил Бьенвенидо. Молодой водитель-филиппинец не мог знать о реальном споре, который запомнился этому пожилому человеку, и ему было неведомо, куда в следующий раз перенесут Хуана Диего его сны.
12
Улица Сарагоса
– Послушайте меня, мистер миссионер: эти двое должны держаться вместе, – говорил Варгас. – Цирк будет покупать им одежду, цирк будет платить за любое лекарство – плюс трехразовое питание, плюс кровать, чтобы спать, и там семья будет присматривать за ними.
– Какая семья? Это цирк! Они спят в палатках! – воскликнул Эдвард Боншоу.
– «La Maravilla» – это своего рода семья, Эдуардо, – сказал брат Пепе айовцу. – Цирковые дети ни в чем не нуждаются, – уже не так уверенно добавил Пепе.
Название маленького цирка Оахаки, как и название «Потерянные дети», не выдерживало никакой критики, – «Circo de La Maravilla». Оно могло запутать кого угодно. Буква «L» в «La» была заглавной, поэтому по правилам испанской грамматики тут подразумевалось одушевленное существительное, то есть артистка цирка. Однако
Как правило, цирк в городе называли просто «La Maravilla». (Как и в случае с «Домом потерянных детей», название цирка обычно укорачивалось; люди говорили, что идут в
Некоторым из детей постарше, которые жили в Герреро, удавалось хитростью пробираться в цирк; они рассказывали Лупе и Хуану Диего о «La Maravilla». Но Ривера не потерпел бы подобных вылазок. В те дни, когда цирк «La Maravilla» был в городе, он начинал свои выступления на Синко-Сеньорес; цирковые площадки на Синко-Сеньорес были ближе к Сокало и центру Оахаки, чем к Герреро.
Что влекло толпу в «Circo de La Maravilla»? Может, вполне вероятная смерть невинной девушки? Однако брат Пепе не ошибался, сказав, что «La Maravilla» или любой другой цирк – это своего рода семья. (А семьи, конечно, бывают хорошие и плохие.)