Дорога тайн

Лупе и Хуан Диего и прежде видели этого доброго гринго на улице Сарагоса. Однажды утром брат Пепе обнаружил его спящим на скамье иезуитского храма. El gringo bueno[19] пел во сне ковбойскую песню «Дороги Ларедо» – только первый куплет, снова и снова, как сказал Пепе.

Как-то я проходил по дороге Ларедо,
По дороге Ларедо проходил как-то я.
И в саване белом увидел ковбоя,
Молодого ковбоя, холодного, как земля.

Этот хиппи всегда дружелюбно относился к детям свалки. Что касается драки, которая началась в отеле «Сомега», то, как оказалось, el gringo bueno даже не дали одеться. Он лежал, свернувшись калачиком, на тротуаре, в позе эмбриона, чтобы защититься от пинков; на нем были только джинсы. Вообще-то, он носил сандалии и грязную рубашку с длинными рукавами, другой рубашки дети свалки на нем не видели. Но Лупе и Хуан Диего раньше не видели и его огромной татуировки. Хилую грудь хиппи украшал Христос на кресте – окровавленное лицо Иисуса, с терновым венком. Голый живот хиппи занимало туловище Христа, включая рану от копья. Руки Христа (с жестоко истерзанными запястьями и ладонями) были вытатуированы на руках и предплечьях хиппи. Казалось, что верхняя часть тела Христа была насильственно прикреплена к верхней части тела доброго гринго. И распятому Христу, и хиппи следовало побриться, и их длинные волосы одинаково спутались.

На улице Сарагоса над парнишкой стояли два вышибалы. Хуан Диего и Лупе знали Гарзу – того, что был высоким и бородатым. Он либо впускал вас в вестибюль «Сомега», либо нет; обычно это он гнал детей оттуда. Гарза отвечал за порядок и во дворе отеля. Другой вышибала – молодой и толстый, по имени Сезар – прислуживал Гарзе. (Гарза был матерщинником.)

– Так вот как вы развлекаетесь? – сказала Флор двум вышибалам.

На тротуаре улицы Сарагоса стояла еще одна проститутка, одна из самых молодых; оспа оставила серьезные отметины на ее лице, а одежды на ней было не больше, чем на добром гринго. Ее звали Альба, что означает «заря», и Хуан Диего подумал, что она похожа на девушку, с которой можно встречаться разве что лишь пока рассветает.

– Он мало мне заплатил, – сказала Альба, обращаясь к Флор.

– Она хочет больше, чем назвала вначале! – крикнул el gringo bueno. – Я заплатил ей столько, сколько она сказала.

– Возьмите гринго с собой, – сказала Флор Хуану Диего. – Если вам удается улизнуть из «Потерянных детей», значит вы можете и прокрасться обратно – верно?

– Утром его монахини увидят, или брат Пепе, или сеньор Эдуардо, или наша мать, – сказала Лупе.

Хуан Диего попытался объяснить это Флор: что у него с Лупе общая спальня и ванная, что их мать без предупреждения приходит мыться в ванную и так далее. Но Флор хотела, чтобы niños свалки увели с улицы доброго гринго. «Niños Perdidos» был безопасным местом; детям следовало взять хиппи с собой – никто в приюте не будет его бить.

– Объясните монахиням, что вы нашли его на тротуаре, что вы просто занимаетесь благотворительностью, – посоветовала Флор Хуану Диего. – Скажите им, что у пацана не было татуировки, а когда вы утром проснулись, распятый Христос был по всему телу доброго гринго.

– И мы слышали, как он не час и не два пел во сне эту ковбойскую песню, но мы не видели его в темноте, – сымпровизировала Лупе. – Наверное, еl gringo bueno делал эту татуировку в темноте всю ночь!

Словно по команде, полуголый хиппи запел; уже не во сне. Должно быть, он пел «Дороги Ларедо», чтобы подразнить двух вышибал, которые донимали его, – только на этот раз второй куплет:

– По одежке в тебе признаю я ковбоя, —
Прошептал он. – Постой, не спеши, погоди!
Я тебе расскажу, что со мною случилось,
Почему умираю я с пулей в груди.

– Иисус-Мария-Иосиф, – тихо сказал Хуан Диего.

– Эй, как дела, друган на колесах? – спросил добрый гринго Хуана Диего, как будто только что заметил мальчика в инвалидном кресле. – Эй, быстроходная сестренка! Еще не схватила штраф за превышение скорости? – (Лупе уже втыкалась инвалидным креслом в доброго гринго.)

Флор помогла хиппи одеться.

– Если ты еще раз прикоснешься к нему, Гарза, – сказала Флор, – я отрежу тебе член и яйца, пока ты спишь.

– У тебя такой же шланг между ног, – сказал Гарза проститутке-трансвеститу.

– Нет, мой шланг гораздо больше твоего, – парировала Флор.

Сезар, помощник Гарзы, начал было смеяться, но Гарза и Флор так посмотрели на него, что он замолк.

– Ты должна называть изначальную цену, Альба, – сказала Флор молодой проститутке с плохой кожей. – Ты не должна менять свою цену.

– Ты мне не указ, что делать, Флор, – сказала Альба – но только издали, когда она уже вернулась во двор отеля «Сомега».

Флор дошла с детьми свалки и добрым гринго до самой Сокало, после чего повернула обратно.