Дорога тайн

В своем мескальном оцепенении el gringo bueno мог справиться не более чем с первыми двумя строками первого куплета «Дорог Ларедо». Из-за того что песня умолкала на одном и том же месте, детям чуть ли не хотелось, чтобы добрый гринго продолжал петь.

Как-то я проходил по дороге Ларедо,
По дороге Ларедо проходил как-то я…

– Тебе тринадцать, Лупе, – настойчивее повторил Хуан Диего.

– Я имею в виду, позже, когда я стану старше, если только я стану старше, – сказала Лупе. – У меня появились груди, только они очень маленькие. Я знаю, что они должны вырасти.

– Что значит – «если» ты станешь старше? – спросил сестру Хуан Диего.

Они лежали в темноте, спиной друг к другу, но Хуан Диего почувствовал, как Лупе пожала плечами.

– Я не думаю, что добрый гринго и я станем намного старше, – сказала она.

– Ты этого не знаешь точно, Лупе, – возразил Хуан Диего.

– Я знаю, что моя грудь не станет больше, – сказала Лупе.

Хуан Диего пободрствовал еще немного, просто чтобы подумать об этом. Он знал, что Лупе обычно была права, говоря о прошлом, и заснул, полуубедив себя, что насчет будущего его сестра не так прозорлива.

13 Отныне и навсегда

То, что произошло у Хуана Диего с собаками, вынюхивающими взрывчатку в «Макати Шангри-Ла», можно спокойно и здраво объяснить, но сюжет по поводу прибытия почетного гостя раскрутился слишком быстро, и в поведении запаниковавших швейцара и охранников отеля – последние тут же потеряли контроль над двумя своими собаками – не было ничего спокойного и здравого. «Почетный гость» – именно таким высоким званием был отмечен на стойке регистрации отеля писатель Хуан Диего Герреро. О, этот Кларк Френч, бывший ученик Хуана Диего, только и был занят тем, что подчеркивал собственную значимость.

Номер романиста, мексикано-американца, был улучшен; добавились специальные удобства, одно из которых было довольно необычным. И руководство отеля было предупреждено не называть мистера Герреро мексикано-американцем. Тем не менее, будучи свидетелями крайне неподобающего приема, оказанного писателю на подъездной дорожке к «Шангри-Ла», вы бы никогда не догадались, что возле стойки регистрации околачивается с иголочки одетый управляющий отеля собственной персоной, дабы лично подчеркнуть высокий статус гостя в лице уставшего Хуана Диего. Увы, Кларка не было рядом, чтобы встретить бывшего учителя.

Когда лимузин подъехал к отелю, Бьенвенидо увидел в зеркале заднего вида, что его уважаемый клиент спит. Швейцар поспешил к задней дверце лимузина, чтобы открыть ее, но Хуан Диего прислонился к ней, и водитель вроде как отмахнулся от швейцара, чтобы тот не будил клиента. Бьенвенидо быстро открыл свою дверцу и, встав у входа в отель, помахал обеими руками.

Кто же знал, что собак так возбудят взмахи рук? Обе собаки бросились на Бьенвенидо, который поднял руки над головой, будто оказавшись под прицелом охранников. А когда швейцар отеля открыл заднюю дверцу лимузина, Хуан Диего, который показался швейцару мертвым, стал вываливаться из машины. Падающий мертвец еще больше возбудил собак; вырвав кожаные поводки из рук охранников, они обе прыгнули на заднее сиденье лимузина.

Ремень безопасности удержал Хуана Диего от окончательного выпадения из машины; он внезапно проснулся, его голова болталась, то высовываясь из лимузина, то скрываясь в нем. На коленях у него сидела собака и лизала ему лицо. Она была среднего размера, небольшой лабрадор, а на самом деле помесь и то ли кобель, то ли сука, – мягкие висячие уши и добрые, широко расставленные глаза.

– Беатрис! – воскликнул Хуан Диего.

Можно только предположить, что́ ему привиделось, но когда Хуан Диего выкрикнул женское имя, помесь лабрадора с кем-то, оказавшаяся кобелем, озадачилась – его звали Джеймс. А Хуан Диего крикнул «Беатрис!», чем совершенно сбил с толку швейцара, которому прежде показалось, что гость мертв. Швейцар заверещал.