Дорога цариц

— До меня дошли вести о недуге твоем, батюшка. — Федор Иванович приложил ладонь к груди, к скромному зипуну, подбитому горностаем и не имеющему никаких украшений. — Встревожился я и захотел лично увидеться с тобой, о здоровье из уст твоих услышать.

— Боли изрядные меня донимают, отрицать не стану. Но помирать не намерен, — кратко ответил государь. — Это все?

— Дозволь слово молвить, батюшка-царь… — поклонилась Ирина, тоже одетая с великой скромностью, в темно-синий бархатный летник, висящий балахоном и полностью скрывающий очертания тела, и в однотонный серый платок поверх костяного кокошника. В руках она держала деревянную шкатулку с наборным рисунком в виде дубового листка.

— Сказывай, — перевел на нее зрачки Иван Васильевич.

— По твоей воле, государь, царевича Федора учили в юности лучшие из мудрецов ойкумены, каковые, помимо наук прочих, о целительстве великого Авиценны нам поведали, — распрямилась девушка. — По науке той мы с супругом мазь целебную составили из жира барсучьего с горчицей и шафраном. Оную мазь на мощевике восемнадцати святых мы два месяца со всей братией обители Пафнутьевой намаливали. Полагаем мы, сие зелье принесет тебе исцеление.

Девушка приподняла шкатулку в своих руках.

— Хорошо, я опробую, — после краткого колебания согласился Иван Васильевич. — Заберите у девки подношение.

— Я не отдам его в другие руки, государь, — покачала головой Ирина. — Мало ли какую порчу чужие лапы и чужие глаза в лекарство занесут? Любящие тебя руки принять сие зелье должны, и чтобы они же на больные члены мазь оную нанесли. Кабы супруга твоя, царствие ей небесноя, здесь была, ей бы отдала. Челяди не доверю.

— И что же нам тогда делать, Ирина Федоровна? — впервые вспомнил имя гостьи государь. — Как мне лечиться, коли я вдовец?

— Ныне здесь стоит родственница твоя, Иван Васильевич, — подняла на него глаза девушка, — твоя сноха, супруга сына твоего, каковая тебя глубоко чтит, любит и уважает. Она готова сделать все надобное с почтением, дочерней любовью и надлежащим образом.

— Я ожидал услышать от детей своих слова раскаяния и просьбу о прощении. — Губы царя впервые тронула улыбка.

— Нам с Ириной Федоровной очень жаль, отец, что мы доставили тебе огорчение своевольной своей любовью и поспешным союзом, — мрачно сообщил Федор Иванович и завел руки далеко за спину.

— Но ты не каешься и прощения не просишь, — сделал вывод Иван Васильевич. — Стало быть, Федор, и опалу с тебя снимать не за что… Однако же, в силу болезни своей, лекаря при себе мне удержать придется. — Государь громко вздохнул. — Посему прощения я тебе не дарую, но остаться при дворе дозволяю. После вечерни супругу свою ко мне в покои проводи, коли уж сама лечить вызвалась. Посмотрим, что вы там за зелье наворотили. Может статься, хоть какое-то учение тебе на пользу пошло.

— Как скажешь, батюшка.

— И еще одно, Федька, — ехидно скривился Иван Васильевич. — Ты рубище-то больше не носи, оно тебя не красит. Все едино жалости от меня не дождешься.

Второй раз супруги увидели государя поздно вечером, в свете множества свечей, в горнице перед опочивальней. Слуги уже раздели его ко сну, и Иван Васильевич сидел в низком кресле в одной лишь длинной исподней рубахе из тонкого, хорошо выделанного полотна. Еще крепкое, мясистое и широкое тело сорокапятилетнего воина помещалось между подлокотниками с трудом, однако же слуги все равно подперли его с боков парой подушек.

Федор Иванович, войдя в комнату, почтительно поклонился отцу и отошел в сторону. В этот раз его облачала подбитая соболем, вышитая ферязь. Ирина же переоделась в бархатный сарафан со скромной вышивкой на груди. Ее волосы закрывал ситцевый платок, накинутый поверх кокошника с самоцветами.

Ни слова не говоря, девушка опустилась на колени, открыла шкатулку, взяла немного мази, растерла по ладоням, а затем принялась старательно смазывать зельем локти свекра, его запястья, потом плечи. Переместилась ниже, натерла ступни, затем колени. Подняла взгляд на царя:

— Спокойной тебе ночи, батюшка.

— Хорошие у тебя руки, девица, ласковые, — прищурился на нее Иван Васильевич. — От одних прикосновений легче становится. За старания и прилежания отплатить хочется. Скажи мне, Ирина Федоровна, чего ты желаешь? Исполню просьбу любую, пока добрый.

— Все, чего мне в жизни сей хочется, батюшка, так это быть рядом с любимым моим. С мужем моим, Феденькой.

— Тогда ступайте. Отпускаю тебя к мужу твоему, целительница.

Девушка встала, тут же опустила голову в поклоне, а набежавшие слуги подняли государя на руки и унесли в опочивальню.

С этого дня супруги посещали Ивана Васильевича каждый вечер, и каждый вечер восемнадцатилетняя Ирина Федоровна растирала собственным зельем больные суставы своего свекра. Спустя три недели, дождавшись окончания сего действа, царь вдруг сказал:

— Я вижу, пустеет шкатулка твоя, милое дитя. Как же нам далее поступить?

— Коли помогает, батюшка, то еще сделаю, — потупила взор девушка. — Рецепт известен, молитвы наши искренни…

— Помогает, милая.

— Я рада, батюшка.