Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна

Конечно, это шутка. Съесть все, что наготовил Шарафутдинов, не мог бы и целый полк солдат. Проголодавшиеся Леня и Тамара воздают должное всем блюдам. Сияющий Шарафутдинов носится между кухней и столовой, вертится вокруг стола, потчуя дорогих гостей. Не забывает и меня, – я хотя и не приезжий гость, но зато я ведь своя! – и он хорошо знает, что я люблю. Подставляет блюдо и подмигивает:

– Пирожка́м!

Или предлагает мне рябчика:

– Пытичкам!

Тамаре Шарафутдинов, я чувствую, не очень нравится. Посреди разговора она вдруг заявляет:

– Иван Константинович! Вы мне обещали, что у меня будет горничная… Я ведь привыкла… У дедушки было всегда несколько денщиков, но нам с бабушкой горничная прислуживала.

За Ивана Константиновича отвечает мама:

– Горничная уже нанята. Она придет завтра с утра.

Я с удовольствием замечаю, что маме Тамара так же не нравится, как мне… Что такое? Разве она мне не нравится? Ведь я ее так ждала, так радовалась ее приезду! Столько наговорила о ней всем подругам! И такая она хорошенькая, такая нарядная, с такой шляпкой и лайковыми перчаточными пальчиками… Разве она мне не нравится?

Не нравится. Совсем не нравится. Вот ни на столечко!

А Леня? Нет, Леня совсем другой. Словно и не брат ей! Он – простой, веселый, видимо, добрый мальчик. С Шарафутдиновым уже подружился; тот смотрит на Леню со всей добротой своего простого, чистого сердца. Ивана Константиновича Леня ласково и сердечно зовет дедушкой (а Тамара все хлещет его «имяотчеством!»). Нет, похоже, что Леня – мальчик ничего, славный.

За столом Тамарочка жалуется, что у нее резь в глазах. «Вот когда открываю или закрываю – больно».

– Завтра попрошу доктора Шапиро зайти посмотреть, – говорит Иван Константинович.

Тамара на минуту перестает есть. Вилка останавливается в ее руке, как вопросительный знак.

– Ша-пи-ро? – переспрашивает она. – Жид?

Иван Константинович перекрывает изящную ручку Тамары своей стариковской рукой, с такими вздутыми венами, как на изнанке капустного листа.

– Тамарочка… – говорит он очень серьезно. – Давай – уговор на берегу: этого мерзкого слова в моем доме не говорят.

– Почему? – не сдается Тамара. – Разве вы – жид? Ведь вы – русский?

– А как же! Конечно, русский! Я – русский интеллигент. А русская интеллигенция этого подлого слова не признает.

Иван Константинович произносит это так же твердо, как прежде, когда он говорил, что выбросить животных вон «нельзя». Нет, положительно наш Иван Константинович – золото!

Но Тамара не хочет сдаваться.

– А вот наш дедушка… – начинает она.

– Что «наш дедушка»? – неожиданно врывается в разговор Леня. – Разве мы всё должны, как «наш дедушка»? А бабушка этого слова никогда не говорила! И мне не позволяла…

Мы идем домой. Нас провожают Иван Константинович и Леня. Мама с Иваном Константиновичем поотстали, мы с Леней идем впереди.

– Слушай… – говорит мне Леня. – Что я тебе хочу сказать… Я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь. Тебе Тамарка не понравилась?

– Н-не очень…

– И ты к нам больше ходить не хочешь?

– Н-не очень…

– Ну, так ты это брось! Тамарка – она не такая уж плохая. Ее дедушка избаловал. А дедушка у нас знаешь какой был? Он денщикам – очень просто! – за что попало, по морде! И Тамарке вбил в голову, что мы – князья Хованские, только грамоты эти на княжество где-то, мол, затерялись. Вот она и воображает! А теперь, без дедушки, она живенько поумнеет!

– А ты? – спрашиваю я. – Ты был – бабушкин?

– Бабушкин… – тихо признается Леня. – Она со мной дружила. Как с большим все равно! Когда уже она совсем умирать стала, она мне все повторяла: «Помни, Леня, теперь Иван Константинович – твой дедушка, и ты его слушайся, и дедушкой его зови! И еще второе – музыку не бросай!»

– Музыку?

– Да. Вот завтра придут вещи наши и бабушкин рояль. Я тебе поиграю… Дедушка не хотел, чтоб я был музыкантом. Он меня в кадетский корпус отдал… Бабушка мне говорила: «Возьмешь ноту – ля бемоль, лиловую, сиреневую – и слушай: это мой голос, это я с тобой разговариваю…»

Мы молчим до самого нашего дома. Стоим, ждем, пока подойдут отставшие мама и Иван Константинович.

Если бы Леня был девочкой, я бы ему сказала: «Давай дружить, а?» Вот так, как сказала мне Лида Карцева!

Но как-то не говорятся у меня эти слова… Никогда я с мальчишками не дружила.

Уже попрощавшись и уходя с Иваном Константиновичем, Леня кричит мне:

– Так ты смотри приходи к нам!

Я кричу ему вслед:

– И ты к нам приходи!

Только тут я вспоминаю: с Тамарой мы с самого начала и до нашего ухода были и остались на «вы».

Глава двенадцатая «Действия скопом»

Тамара появляется у нас в институте не сразу. Иван Константинович должен еще хлопотать перед попечителем Учебного округа о том, чтоб Тамару приняли в институт, а Леню – в гимназию.