Читаем Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна полностью

В общем, студенты до сих пор боролись главным образом за свои чисто студенческие – так называемые академические – права.

Гораздо реже их требования выходили за пределы этих академических вопросов.

Царское правительство подавляет студенческие беспорядки жестко, даже жестоко. Неблагонадежных студентов увольняют, исключают из университетов, ссылают, арестовывают. В здание университета вводят полицию и войска, разгоняющие студенческие сходки. Уличные демонстрации студентов подавляются казачьими нагайками, «селедками» городовых (так называются плоские шашки).

Минувшей зимой за участие в студенческих беспорядках пострадал брат Мани Фейгель – студент Петербургского университета Матвей Фейгель. Все мы, Манины подруги, и Леня с товарищами очень любим Матвея. Он для нас не только «брат нашей Мани», но и прежде всего «наш Матвей». Каждый приезд Матвея домой на каникулы – праздник для всех нас. Такой он умница, наш Матвей, так много знает, такой по-доброму веселый, никогда не унывающий, такой смешной со своим любимым словечком «чу́дно-чу́дно-чудно». И вдруг минувшей зимой его сперва арестовали, а затем исключили из университета и выслали из Петербурга.

– Началось у нас все с того, – рассказывал нам Матвей, – что арестовали несколько наших студентов: их подозревали в том, что они революционеры. Ну конечно, мы потребовали освобождения товарищей. В университете все гудело и громыхало, как перед грозой. И вот в этот самый момент – скажем прямо: неудачно выбрало начальство момент праздновать! – назначается на восьмое февраля ежегодный торжественный университетский акт… Ах, вы хотите торжествовать? А скандала не хотите? Впрочем, все равно, хотите вы скандала или не хотите, – вы его получите! Да еще какой чу́дный-чу́дный-чу́дный!.. И Матвей весело хохочет.

– Конечно, очень неприлично безобразничать на празднике, правда? – продолжает Матвей и корчит очень смешную строгую гримасу, словно передразнивает какое-то начальство. – Но стерпеть безропотно, без скандала арест наших товарищей мы тоже не могли. И вот, представьте себе, актовый зал Петербургского университета. Торжественная обстановка – высшее начальство, приглашенные – представители власти и светила науки! Ректор наш, профессор Сергеевич, – человек почтенного возраста, но никем из честных людей не уважаемый, как крайний правый! – поднимается на кафедру для доклада, бледный и взволнованный (знает кошка, чье мясо съела!). Секунда сосредоточенной тишины. Сергеевич раскрывает рот, чтобы заговорить. И вдруг буря свистков, криков: «Долой Сергеевича! Вон Сергеевича!» Это студенты начали свой концерт. Шум, рев, крики! Сергеевич на кафедре все еще пытается заговорить, да где там. Видно только, как он раскрывает и закрывает рот, ни одного слова не слышно.

А мы стараемся: свистим, орем. В общем, как говорится, бушевали – не гуляли… Поработали, можно сказать, на славу. Чу́дно-чу́дно-чу́дно! Весь синклит гостей – начальство, профессора – в полном смятении покидает актовый зал. Праздник испорчен, торжественный акт сорван… И вся толпа студентов с революционными песнями выходит из университета на улицу… Хорошо! Умирать не надо! Вот тут, – и Матвей с огорчением почесывает затылок, – на улице пошла уж музыка не та: веселого стало меньше. Петербургский университет находится, понимаете, на Васильевском острове. Острова – они ведь со всех сторон окружены водой. Это не я выдумал, это география уверяет… Для того чтобы попасть в город, существует несколько мостов и пешеходный переход по замерзшей Неве. Ну и, конечно, у каждого моста и у перехода студентов предупредительно встретили казачьи нагайки и «селедки» городовых. Побито нас тут было немало. Многих арестовали, развезли по тюрьмам и арестным домам…

Вот тогда был арестован и Матвей. Его исключили из Петербургского университета и выслали на родину, в наш город, под надзор полиции. Матвей не унывал, хотя положение его было очень тяжелое. Он много читал, давал уроки, помогал отцу с матерью. Охотно проводил время с нами, ребятами, пел с нами злободневные песни, которых много появилось тогда среди студентов. В особенности пародийный гимн «Бейте!», обращенный к усмирителям с нагайками и «селедками», – подражание некрасовскому «Сейте разумное, доброе, вечное!».

Бейте разумное, доброе, вечное!Бейте! Спасибо воздаст вам сердечноеОчень скоро русский народ!Бейте вы бедного,Бейте богатого,Бейте вы правогоИ виноватого, –Бог на том светеВсех разберет!Бейте нагайками,Бейте «селедками»,Станут все умными,Станут все кроткими,Скоро спасибоВоздаст вам народ!

Только минувшей осенью Матвея приняли в Киевский университет. И он уехал в Киев. Очень радовались мы за нашего Матвея.

– Ох, разбойник! – говорил папа, прощаясь с уезжавшим Матвеем. – Постарайся хоть в Киеве усидеть на месте!

Перейти на страницу:

Все книги серии Дорога уходит в даль

Похожие книги

Дочь есть дочь
Дочь есть дочь

Спустя пять лет после выхода последнего романа Уэстмакотт «Роза и тис» увидел свет очередной псевдонимный роман «Дочь есть дочь», в котором автор берется за анализ человеческих взаимоотношений в самой сложной и разрушительной их сфере – семейной жизни. Сюжет разворачивается вокруг еще не старой вдовы, по-прежнему привлекательной, но, похоже, смирившейся со своей вдовьей участью. А когда однажды у нее все-таки появляется возможность вновь вступить в брак помехой оказывается ее девятнадцатилетняя дочь, ревнивая и деспотичная. Жертвуя собственным счастьем ради счастья дочери, мать отказывает поклоннику, – что оборачивается не только несчастьем собственно для нее, но и неудачным замужеством дочери. Конечно, за подобным сюжетом может скрываться как поверхностность и нарочитость Барбары Картленд, так и изысканная теплота Дафны Дюмурье, – но в результате читатель получает психологическую точность и проницательность Мэри Уэстмакотт. В этом романе ей настолько удаются характеры своих героев, что читатель не может не почувствовать, что она в определенной мере сочувствует даже наименее симпатичным из них. Нет, она вовсе не идеализирует их – даже у ее юных влюбленных есть недостатки, а на примере такого обаятельного персонажа, как леди Лора Уитстейбл, популярного психолога и телезвезды, соединяющей в себе остроумие с подлинной мудростью, читателю показывают, к каким последствиям может привести такая характерная для нее черта, как нежелание давать кому-либо советы. В романе «Дочь есть дочь» запечатлен столь убедительный образ разрушительной материнской любви, что поневоле появляется искушение искать его истоки в биографии самой миссис Кристи. Но писательница искусно заметает все следы, как и должно художнику. Богатый эмоциональный опыт собственной семейной жизни переплавился в ее творческом воображении в иной, независимый от ее прошлого образ. Случайно или нет, но в двух своих псевдонимных романах Кристи использовала одно и то же имя для двух разных персонажей, что, впрочем, и неудивительно при такой плодовитости автора, – хотя не исключено, что имелись некие подспудные причины, чтобы у пожилого полковника из «Дочь есть дочь» и у молодого фермера из «Неоконченного портрета» (написанного двадцатью годами ранее) было одно и то же имя – Джеймс Грант. Роман вышел в Англии в 1952 году. Перевод под редакцией Е. Чевкиной выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи

Детективы / Классическая проза ХX века / Прочие Детективы
Фосс
Фосс

Австралия, 1840-е годы. Исследователь Иоганн Фосс и шестеро его спутников отправляются в смертельно опасную экспедицию с амбициозной целью — составить первую подробную карту Зеленого континента. В Сиднее он оставляет горячо любимую женщину — молодую аристократку Лору Тревельян, для которой жизнь с этого момента распадается на «до» и «после».Фосс знал, что это будет трудный, изматывающий поход. По безводной раскаленной пустыне, где каждая капля воды — драгоценность, а позже — под проливными дождями в гнетущем молчании враждебного австралийского буша, сквозь территории аборигенов, считающих белых пришельцев своей законной добычей. Он все это знал, но он и представить себе не мог, как все эти трудности изменят участников экспедиции, не исключая его самого. В душах людей копится ярость, и в лагере назревает мятеж…

Патрик Уайт

Классическая проза ХX века