Дорога в Гандольфо

Сэм повернулся, и его лодыжки утонули в песке. Спекшиеся от жары губы мелко дрожали. В пятидесяти ярдах от него перед вертолетом торчала большая группа арабов. Они пытались забраться в кабину пилота.

Мало чего соображая, Сэм поплелся в сторону толпы. Арабы бесновались, визжали, толкались, однако пропустили его к машине. Он подпрыгнул, ухватился за край дверцы, подтянулся на руках и втиснулся внутрь кабины. Это оказалось не таким уж трудным делом, поскольку во время посадки вертолет довольно глубоко ушел в песок.

То, что представилось его взору, потрясло Сэма. Со стороны панели управления неслись какие-то непонятные звуки. Но главное – в кабине оказалась Мэдж. Она сидела на месте второго пилота. В шелковой блузке с расстегнутым воротом.

Сквозь треск, стоявший внутри машины, и вопли арабов снаружи довольно громко звучал чей-то голос:

– Мэджи, Мэджи! Девочка моя, ты еще там?

– Да, Мак, я еще здесь, – подтвердила Мэдж и радостно добавила: – А вот и Сэм появился. Он закончил дела с этим… Как его?..

– Проклятие! Как он?

– Голоден. Он чертовски голоден, этот парень! – ответила Мэдж, ловко манипулируя тумблерами радиостанции.

– Вы сами виноваты. У вас было достаточно времени, чтобы позаботиться о питании. Первая армейская заповедь – убирайся из зоны огня до того, как тебя успеют прикончить, и не забудь прихватить с собой свою пайку, – засмеялся Маккензи. – Кстати, бумаги у него?

– Да, торчат из его кармана…

– Он превосходный адвокат, этот малый! Увидишь, он далеко пойдет! А теперь выбирайтесь оттуда, Мэджи. Отвези его в Дар-эль-Бейда, а оттуда отправь самолетом в Церматт. Подтверди прием. Конец связи!

– Прием подтверждаю, Мак. Все. Конец связи.

Мэдж щелкнула дюжиной переключателей, как заправский радиооператор, и повернулась к Сэму. На ее лице расцвела широкая улыбка.

– Ты нуждаешься в хорошем отдыхе, Сэм. Мак сказал, что ты его получишь.

– Где же?..

– В Церматте, милый. Это в Швейцарии.

Часть третья

Ровная работа корпорации в значительной степени зависит от ее служащих. Их подготовка и преданность не менее важны, чем конечные цели и устремления компании, а индивидуальные особенности сотрудников могут придать ей своеобразный имидж.

«Экономические законы Шеперда», кн. CXIV, гл. 92

Глава 17

Кардинал Игнацио Кварце, высокий, сухопарый, с внешностью патриция, живущего и поныне под девизом «происхождение обязывает», пронесся по коврам своего служебного кабинета в Ватикане к огромному окну, выходившему на площадь Святого Петра. Он говорил с яростью, губы его гневно кривились, а гнусавый голос переходил на визг кувыркающейся в воздухе пули.

– Этот мужлан Бомбалини зашел слишком далеко! Я не раз говорил, что он – о боже! – позорит академию, которая выпустила его в свет!

Слушателем кардинала был пухлотелый священник с румяным лицом юнца. Он сидел в обитом пурпурным бархатом кресле посреди комнаты, и вид у него был настолько симпатичным, насколько позволяли правила приличия. Розовые щечки и тонкие губы священника не шевелились. Внешность у него была не столь аристократической, как у его патрона, однако в ней можно было заметить не меньшую тягу к роскоши, а в голове звучало сплошное кошачье мурлыканье.

– Этот Бомбалини всегда был и остается соглашателем и позером, мой кардинал. Но ему ведь осталось немного. Здоровье не позволит ему долго властвовать.

– Но каждый день его жизни укорачивает мою!

– Я вас понимаю, – промяукал священник. – Он, естественно, старается всячески нам навредить. Но, согласитесь, и на него давит сильный пресс оппозиции. К сожалению, народ благоволит к нему, да и поступающие со всего света пожертвования на благо церкви почти столь же велики, как и при папе Рончалли.

– О, не говорите мне об этом Франциске! Что толку от сокровищ, которые расширяются и сжимаются подобно гармошке, поскольку папа раздает деньги своими жирными лапищами всякому, кто ни попросит. Кстати, нам не нужна поддержка прессы. Разногласия в стане противника помогут сплотить наши ряды. Никто не понимает этого.

– Но я-то вас отлично понимаю, мой кардинал! Поверьте мне…

– Вы видели, как он сегодня открыто унизил меня во время приема? – сердито спросил Кварце. – Он посмел усомниться в моих африканских назначениях!

– Думаю, он сделал это, чтобы успокоить черномазого. Тот ведь буквально извел всех своими жалобами.

– А чуть позже он позволил себе шутить с ватиканскими гвардейцами. Затем поплелся за музейной толпой и даже ел мороженое, которое, заметьте, ему предложила мамаша этого кошмарного сицилийского выродка! После этого он истратил лиру в мужской уборной, и, конечно, тут же все стульчаки оказались занятыми. Боже, какое унижение сана и достоинства! И что он делает с мощами святого Петра! Они же обратятся в прах!

– Так долго продолжаться не может, мой дорогой кардинал!